По следам Адама

Новые конвои доставили в Мурманск свежее пополнение для норвежской армии, и она продвинулась далеко на юг, до лапландского города Карасйок, который находился гораздо ближе к Швеции, чем мы сейчас. Рорхольт десантировал им на помощь группу радистов, и сейчас его люди очищали от мин взлетную полосу аэропорта. Каждый день приходили сообщения о потерях среди солдат и среди мирного населения. Что касается нас, то мы воевали не столько против живого врага, сколько против различных механических приспособлений, которые он оставил после себя. Соблазнительного вида бутылка, полезное приспособление, да вообще все, что угодно, могло оказаться соединенным тоненькой проволочкой с адской машиной, специально оставленной для того, чтобы оторвать человеку руку, изуродовать ему лицо, просто убить.

Я думаю, что истинными героями современной войны следует считать тех, кто обезвреживает эти дьявольские ловушки, а также врачей, ведущих сложную, отчаянную игру со смертью. Враг может превратиться в друга на следующий миг после приказа о прекращении огня, но для смертоносного прибора, предназначенного нести смерть, не существует слова «мир». После того, как солдаты из плоти и крови разошлись по домам, я сделал отметку в своем дневнике: всю оставшуюся жизнь я буду помогать тем, кто трудится ради мира на земле. Тогда и только тогда я смогу жить в спокойствии и согласии со всеми населяющими нашу планету людьми, из какой бы страны и из какого социального слоя они бы не происходили. Никогда больше я не буду участвовать в танцах с Дьяволом.

У нас на северном фронте переход от войны к миру произошел буднично и незаметно. Вот что записано в моем дневнике шестого мая:

«Стабел брился… когда мы услышали взрыв. Все замерли. После того, как эхо вернуло отраженный звук, я вышел из палатки. Лейтенант Андерсен и два санитара уже направлялись в сторону минного поля. В любую минуту под их ногами могла взорваться еще одна мина. Когда мы подошли поближе к эпицентру взрыва, из-под бесформенной груды железа, когда-то бывшей ангаром, раздайся стон. „Помогите Рольфу“, — попросил раненый солдат с изрезанным осколками лицом. С противоположной стороны песчаного холма мы нашли Рольфа. Он лежал на спине метрах в восьми от воронки. Белые стволы стоявших неподалеку берез были щедро забрызганы грязью и кровью. Вместо лица у бедняги была маска из сажи, грязи и крови, вместо волос — какая-то влажная масса. Он был в сознании и громко жаловался на боль в ногах. Мы обрезали ножом его окровавленные брюки, носки и белье. Огромные открытые раны тоже покрывай слой грязи. Здесь очищать их не имело смысла. Мы наложили повязку, чтобы приостановить кровотечение, и затем санитары унесли его в лагерь, старательно наступая в собственные следы».

Седьмого мая по радио передали неподтвержденные слухи, будто немцы в Норвегии сложили оружие. Наш горнист все порывался протрубить сигнал к окончанию боя, но мы успокоили его, поскольку вражеский авангард находился совсем недалеко — на другой стороне близлежащих холмов.

Девятого мая и мы, и немцы по-прежнему пребывали в состоянии боевой готовности, у нас по-прежнему хватало работы врачам, и постоянно прибывали новые раненые. Затем по радио началась трансляция из Осло. До нас доносился гул тысяч торжествующих голосов: норвежский десант из Англии высадился неподалеку от столицы и с минуты на минуту должен был в нее войти. Мы полностью разделяли радость своих соотечественников, хотя не могли удержаться от горькой улыбки, когда комментатор торжественно объявил: «В этот самый момент нога первого норвежского солдата ступает на родную землю».

Однако какое значение имеет приоритет! Мы вылезли из палаток и пустились в пляс от радости. В это время мимо проходил лапландец с частью оленьей туши за спиной.

— Мир! Война кончилась! — крикнул я ему.

Он остановился и вынул трубку изо рта.

— И кто победил?

— Да, действительно, так кто же победил?