Читаем По следам Адама полностью

С Фарерских островов я перелетел в Шотландию, а оттуда в Лондон, чтобы получить визу в советском посольстве и вернуться на фронт. Разумеется, я также доставил по назначению документы и прочие вещи, которые майоры предоставили в мое распоряжение.

Только через много лет после войны я выяснил, почему мои бумаги не понравились русским. Меня пригласили в советскую Академию наук на дискуссию, посвященную моей теории. В Москве на сцену вместе со мной вышел человек, занимавший один из самых высоких командных постов на Северном фронте, и нас представили аудитории как товарищей по оружию. Я не преминул воспользоваться ситуацией и выяснил, что всему виной мое повышение в чине. В бумагах, поданных на визу, фигурировал прапорщик Хейердал. А приезжает лейтенант Хейердал — вдруг это другой человек?

В Лондоне оказалось, что я первым вернулся с норвежского фронта. Поэтому на Би-Би-Си вышла программа с моим участием на английском, французском и норвежском языках. Трудно описать чувства, которые испытала, слушая эту передачу, моя престарелая матушка. Все военные годы она жила в доме одной из моих племянниц в Лиллехаммере. На чердаке они прятали парашютистов и бойцов Сопротивления. Один из них как раз завершил свое задание и на следующий день собирался уходить в Швецию, а оттуда в Англию. Когда норвежский диктор Би-Би-Си объявил, что завтра лейтенант Тур Хейердал расскажет о положении дел на финском фронте, парашютист отложил свое возвращение, и шестого февраля 1945 года мама впервые за шесть лет услышала мой голос и убедилась, что я жив и здоров. После войны моя семидесятидвухлетняя мать тоже получила награду за вклад в победу над врагом фотографию Уинстона Черчилля с собственноручной благодарственной надписью.

Теперь мне предстояло вернуться на фронт с действительной визой в кармане. Но на сей раз мне не пришлось Дожидаться следующего конвоя до Мурманска. К моему великому удивлению, в Лондоне я встретил капитана Рорхольта. Он сумел пробраться в Лондон через нейтральную Швецию с тем, чтобы раздобыть новые средства связи для норвежских войск, сражающихся за полярным кругом. Мы вместе продумали план дальнейших действий, и с его благословения я сам написал приказ, согласно которому мне предписывалось отправляться в Швецию и там наладить обучение норвежских беженцев радиоделу и технике прыжков с парашютом. Рорхольт зачитал бумагу на совещании высшего офицерства норвежской, американской и британской армий, и написанный мною приказ был немедленно завизирован одним высокопоставленным генералом. На следующий день после моего выступления на Би-Би-Си я уже летел над оккупированной Норвегией в маленьком английском самолете без бортовых огней. Я был единственным пассажиром, на мне красовался гражданский костюм с чужого плеча, а в чемодане лежали пистолет и лейтенантская форма. После приземления в Стокгольме я приехал в тренировочный лагерь норвежской военной полиции. Официально Швеция соблюдала нейтралитет, что помогло ей избежать фашистской оккупации, и в то же время она представляла собой райский островок безопасности для беженцев, в том числе и из Норвегии, да и вообще втайне Швеция сделала немало для победы над нацистами.

Рорхольт обнаружил, что в Швеции под видом «полицейских» находится около десяти тысяч норвежских военнослужащих и все они рвутся в бой. Моей задачей было отобрать подходящих людей для десантирования в тыл врага и для работы радистами по обе стороны линии фронта. Тем временем Рорхольт найдет необходимое радиооборудование, и мы переправим его нашим оторванным от мира ребятам на севере Финляндии.

В Стокгольме меня встречали с искренним радушием. Едва покинув пределы города, я переоделся в военную форму, чем вызвал полный восторг соотечественников. Вскоре я отобрал шестнадцать лучших «полицейских» — все бывшие студенты, недавно окончившие пятимесячные радиокурсы, а также одиннадцать профессиональных криптографов. Я начал обучать их приему и передаче по норвежским и британским стандартам, а также стал тренировать их выносливость.

Спустя три недели позвонил Рорхольт. Он раздобыл-таки оборудование, а также установил контакты с двумя независимыми офицерами, посвященными в наши секретные планы. Один из них — прапорщик «Петерсен», тот самый, которого я встретил в Финляндии и который помог потопить «Тирпиц». Он стал нашим агентом на норвежской стороне шведской границы. Другой, знаменитый норвежский пилот Бернт Бальхен, сейчас имел чин полковника американской армии. Его самолеты базировались на секретном аэродроме на территории Швеции. Я должен был привести туда своих солдат. Вылет был назначен на следующий день в шесть утра ровно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мой 20 век

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное