По следу Каина

И тут первый раз я услышал, как завыли волки. Или он был один. Я не разобрал. Что хотите со мной делайте, но это был тихий, далёкий, протяжный и берущий за душу волчий вой. Только не грозный и пугающий, а скорее жалобный и даже тоскливый. Голодный, наверное… Да, да, конечно. Вой изголодавшегося волка. Но это детали. На душе так запаскудело, а если по литературному – заскребли кошки.

– Ты слышал? – впился я в глаза Валерки.

– Откуда здесь волкам быть? – уставился и он на меня. – Может, собаки дикие, говорят, когда они дичают, некоторые тоже воют страшным образом. По покойнику они же воют! Почему им здесь не оказаться.

– У нас покойником не пахнет, – сплюнул я.

– В деревне. Я ж тебе говорил, что здесь поблизости…

– Про собак не знаю, а луна вон, глянь на небо. Больно уж она светлая вся. Сегодня какой день-то? Когда у нас полнолуние бывает?

– Конец месяца… – растерялся Валерка и слабо улыбнулся. – Ты что вспомнил? Про шабаш ведьм?

– Чёрт-те что в голову лезет!

– Чудак, это у немцев пугают Вальпургиевой ночью. Но она наступает в мае, помнится, на первое мая и только раз в году.

– Вот успокоил, так успокоил, – хмыкнул и я. – Будет о чём рассказать на службе. Обхохочутся.

– А ты и взаправду?..

– Но вой-то ты, надеюсь, не станешь отрицать! – обозлился я.

– Собаки, – вскочил на ноги Валерка, подобрал ком земли и швырнул в кусты.

Ничего ему не ответило. Комок разлетелся, рассыпался по кустам, и всё смолкло.

– Хватит, – присел он на корточки к огню, поворошил головёшки, новые ветки подложил, дождался, когда пламя зарадуется, откупорил новую бутылку и, плеснув в стаканчики, протянул мне. – Забыть и не вспоминать. Давай за то, чтобы вы со старым лисом быстрей отыскали этот загадочный крест архиепископа Митрофана, а на ваших мундирах засверкали не хуже его, посолиднее звёздочки. Кумекаю я, не оставят ваши упорные труды наше отечество без должной награды.

– Выговора бы не схватить, – чокнулся я с приятелем. – В моём представлении архиепископ Митрофан прежде всего должен был выглядеть ярым и коварным врагом. Всё, что ты про него тут наговорил, именно так должно бы и обстоять: тайное общество заговорщиков, замахнувшееся, по существу, на верховную власть в губернии, на руководство целой армии, обязано само представлять могучую силу в виде крепкой, умело законспирированной организации с большими связями где-то на верхах, в Питере или Москве, с запасом агентов и боевиков, вооружённое не только идеей, но и арсеналом боеприпасов. Что можно сделать отравой? Смешно! Как её использовать? Где найти столько разносчиков и конкретных отравителей-злодеев? Я не представляю архиепископа Митрофана в рясе и крадущегося к койке спящего Сергея Мироновича Кирова. Или его же в армейской кухне. И кто его или других туда пустит? Как только 11-я Красная армия прибилась к городу, Кремль заняло руководство, а архиепископа вышвырнули за стены крепости и больше никого туда не пускали.

– Может быть, до этого и не дошло? – выкатил снова картошку из огня Валерка. – Может быть, заговор не вступил в активную фазу, был раскрыт благодаря доносу и всех схватили, предупредив акцию?

– Вот послушай, как выглядит и как ведёт себя этот горе-заговорщик… Краснопольский Дмитрий Иванович, – перебил я его. – Не успев прибыть в город после назначения, он дал всем понять, что главной его задачей является увеличение верующих и укрепление самой веры. Это у них называлось миссионерством: объехал всю губернию, не забыл про меньшинства, в калмыцкие степи заглянул, ну и, понятное дело, приложил руку к пресечению сектантства. Обычные дела, так каждому новому у них положено начинать. Но что следует дальше? Уже в первой своей проповеди он напомнил всем, чем Астрахань была печально знаменита, что здесь от рук разбойников погиб великий церковнослужитель, известный всей православной России митрополит Иосиф. Казнён зверски, умерщвлён в нечеловеческих муках и страданиях. Тебе известно, как это было?

Валерка как-то смолк, словно сам участвовал в той страшной древней трагедии, и пожал плечами. Он впечатлительный, хоть и служил в воздушно-десантных войсках, я знаю, порой у него глаза мокреют совсем на пустячном моменте.

– Вот этого у нас тоже нигде не прочитать, – я потянулся к водке, но он меня опередил, и, выпив, мы помолчали.

– После того как Иосиф был сброшен с башни, – продолжал я, – несмотря на страшную жару в ту пору, большое количество бродячих собак и кошек на улицах, к телу его запрещено было подходить под страхом смерти, и оно валялось в пыли и грязи несколько суток. Несмотря на это, всё же нашлись смельчаки, и тело исчезло. Их искали, но тщетно, после подавления мятежа новый правитель города якобы распорядился останки митрополита Иосифа захоронить в Успенском соборе.

– Дикие всё же были времена, – опустил голову Валерка.