– Все ушли после того, как я убил моих приемных родителей. Не сразу, конечно. Поначалу они боялись, что я их догоню и накажу, но со временем я смог найти способ сдерживать неконтролируемые вспышки силы…
– Тоже здесь спал?
– Меня запирали по вечерам, – кивнул он, по-новому взглянув на мою камеру. Будто бы видя ее такой, какой она была тогда, во времена его юности.
Подумать только, когда-то мой кошмар был подростком. Очень опасным подростком, расшалившиеся гормоны которого лишили жизни огромную кучу человек.
– Но сбежали-то они как?
– Заперли меня в одну из ночей и ушли. Они были уверены, что я не смогу выбраться. Никто не знал, что запасной ключ я всегда держал при себе. Пока я спал, он был для меня бесполезен. Сила могла увести за собой мое тело, но была не в силах им управлять.
– И что? Ты выбрался, догнал их и воздал за все хорошее? – Никогда раньше не думала, что могу быть такой кровожадной, но мне их даже жалко не было. Вот приемных родителей Раяра было очень жаль, а этих… Они моего ужастика заперли, сознательно оставляя его на долгую и мучительную гибель.
– У меня не было на это времени.
– И на что же ты его тратил, позволь узнать? – едко поинтересовалась я, недовольная тем, что это злодеяние не было наказано.
– Учился контролировать силу.
– Что, сам?
– А кого я мог попросить о помощи? – удивился мой кошмар и тут же недовольно скривился: – Яна, даже не думай меня жалеть.
– Так поздно уже, – вздохнула я, крепко обнимая его шею. Жалела я его недолго, но очень самоотверженно. Потому что он весь такой бедный-несчастный, одинокий, недосмотренный, недолюбленный…
– Хватит!
– Ну чего сразу хватит-то? – проворчала я. – Хорошо, не хочешь, чтобы я тебя жалела, давай я буду тобой гордиться? В каких ужасных условиях рос, а ведь нормальным вырос. Нет, с головой у тебя, конечно, серьезные проблемы, но их могло быть больше и…
Раяр предостерегающе рыкнул, и я не стала развивать мысль, предложив:
– Так что, хочешь, чтобы я тобой гордилась?
– Я хочу, чтобы ты меня любила.
И так мне сразу неудобно стало у него на ручках, и неуютно, и некомфортно. А главное – что сказать-то, я не знала. Любви он моей хочет, а откуда мне знать, люблю я его или нет? Самоанализ и я – вещи настолько несовместимые, что проще Раяра обрядить в розовое платьице, чем мне понять себя.
– Срок давно истек, но из-за твоей… особенности я решил дать тебе немного времени. А теперь, раз ты уже в состоянии от меня прятаться и задавать вопросы, значит, пришла в себя.
– Говори сразу: любовь неконтролирующего себя мутанта тебе даром не сдалась, и ты решил подождать, пока я хоть немного обучусь.
– Яна, – с таким непередаваемым укором в голосе протянул он.
– Ничего не знаю, поставь меня, пожалуйста, – протараторила я, требовательно дрыгаясь в его руках.
Поставил и даже тунику на мне оправил, издевательски так, а потом тихо, угрожающе спросил:
– Где моя любовь?
– Где? – послушно повторила, не стушевавшись под суровым взглядом. – Ну, а что? В конце концов, это же твоя любовь, откуда мне знать, где ты ее потерял.
– Значит, все-таки хочешь завтрак в постель?
Кто бы мог подумать, что он такой злопамятный?
– И розы, насколько я помню, тебе очень понравились… – Нехорошо улыбнувшись, Раяр сделал шаг ко мне. Пришлось отступать, недовольно поджимая губы.
– Вот только давай без угроз.
– Это не угрозы, Яна.
– А по-моему, как раз они и есть. И вообще, ну чего ты такой злой, а? Ну подожди немного. Ты на весь замок единственный мужик, рано или поздно я в тебя все равно влюблюсь. Втрескаюсь по уши. Гарантированно!
– Я не могу больше ждать! – рявкнул он, резко качнувшись ко мне.
Я инстинктивно отпрянула, но сзади так некстати оказалась решетка моей заговоренной камеры, а впереди – этот. Глаза горят, щека подергивается, и руки, вцепившиеся в прутья рядом с моими плечами, сжаты до побелевших костяшек, и на роже прямо метровыми буквами написано, как же ему любви-то не хватает.
– Т-терпелка сломалась? – нагло предположила я дрожащим голосом. Слабоумие и отвага – это про меня, да. Это мой девиз по жизни.
– Яна, – прорычал он, а я угрозу в его голосе расслышала (хотя там и глухой бы ее услышал) и решила его шокировать. Пусть он лучше офигеет, чем озвереет.
– И вообще, я не могу тебя любить! Ты же меня не любишь, это ущемляет мои чувства. Хочешь моей любви – бери и люби меня!
Раяр не офигел от неожиданной встречи с женской логикой, но немного успокоился и мрачно произнес:
– Уже…
Уверенная, что ослышалась, я тихо переспросила:
– Чего?
– Я тебя люблю, – раздраженно произнес он. Будто бы и не в любви вовсе признавался.
Впрочем, просто по выражению его рожи можно было понять, что романтического момента не получится. Да и какая романтика, когда в спину упираются прутья решетки, а надо мной нависает злющая громадина?
– Правда? – искренне изумилась я, отчего и глаз кое у кого нервно дернулся, в дополнение к щеке. – А как?
– Как ни странно.
Он почти рычал и выглядел совсем не как страстный влюбленный. Он выглядел, как страстный маньяк, потерявший свою бензопилу, но не задор и желание покромсать жертву на фарш.