Победное отчаянье. Собрание сочинений [3]

Но он сразу отогнал эту «нелепицу» троекратным: ерунда!

Выйдя последним из трамвая, он направился к отелю «Анабиоз», где второй год снимал квартиру в третьем этаже.

«Так будут ходить люди будущего», – думал он, тщательно соразмеряя дыхание с количеством шагов. Людей будущего он представлял машинами «без души, без любви, без лица».

Войдя в отель, он окунулся в полумрак и тишину. Но только на миг: с площадки второго этажа до него вдруг донеслись странные голоса, точно спорили мужчина и женщина.

Павел Николаевич стал поднимать по лестнице, пока не достиг того места, откуда шли голоса.

На фоне коричневой двери вырисовывалась женщина. Павел Николаевич сразу узнал ее: это была та, которую он только что в трамвае нашел симпатичной.

Женщина взволнованно приблизилась к нему.

– Прошу вас, взгляните: что с этим человеком? Он хотел передать мне какую-то записку, едва я пришла сюда. А потом -зажал ее в руке и… смотрите…

Павел Николаевич уже смотрел.

Человек в фуражке телеграфиста повис на правой подмышке на барьере лестницы. Ноги лежали на пыльном полу. Он остановил на Роксанове своей остеклевший взор. Так – с минуту. Затем, с усилием поднявшись, человек, шатаясь, шагнул к Павлу Николаевичу. Глаза стали чуть осмысленней.

– Господин. Телеграмма. – просипел он, внезапно сунув Павлу Николаевичу в руку смятый клочок. И, безнадежно махнув левой рукой, телеграфист побежал вниз: вернее, скатился по перилам на той же правой подмышке. Задребезжала входная дверь.

После минуты колебания Павел Николаевич развернул хрустящий листок, действительно, оказавшийся телеграммой. Она гласила:

«Крушение. Погиб Александр Васильевич Верлинский».

В недоумении Павел Николаевич протянул было телеграмму женщине, глядевшей на него выжидательно, и вдруг… отдернул руку назад, точно дотронулся до самовара.

– Что с вами?

Он ответил ей что-то успокоительное, хотя в глазах еще стояли слова на визитной карточке, прикнопленной к двери: «Маргарита Александровна Верлинская».

И Павел Николаевич ясно почувствовал, что не в силах отдать ей телеграмму.

– Телеграмма касается лично меня, – сказал он, собравшись с духом. – Пьяный телеграфист, очевидно, перепутал адреса. Безобразие!.. Следовало бы заявить об этом, куда следует.

И, вежливо поклонившись на ее «благодарю вас», Роксанов поднялся к себе.

Наступившая ночь показалась ему ужасной. В передней он остановился у зеркала, готовясь к. самобичеванию.

– Ты ли это? – шептал он, вглядываясь в свое осунувшееся лицо. – Унижение и позор!.. Понятен телеграфист с его пьяным состраданием: трезвым – он легко исполнил бы свой долг. Но ты-то, надеюсь, – трезв! Только сегодня ты совершенно искренно спорил, доказывая отсутствие сострадания; и вот – оно объявилось, вопреки разуму. Ха!.. Не хватает еще любви.

В таком духе разговаривал с собою Павел Николаевич до рассвета. Под утро ему удалось забыться, после того как, крадучись, он сбегал на площадку второго этажа и несколько раз обалдело перечел визитную карточку…

Три дня ему было не по себе.

На четвертый день, за бритьем, он сообразил наконец, что сострадание – не самый важный мотив его мучений. «Любовью отзывает!» – подумал он без прежнего задора, тут же решившись идти к незнакомке: терпеть дольше – у него не хватало сил.

Так, с чужим горем в кармане и с «любовью с первого взгляда» во всем существе, – медленно подходил Павел Николаевич Роксанов, – бывшая машина, – к коричневой двери. Но позвонить ему не привелось. Дверь внезапно распахнулась, и вышла Верлинская, одетая для выхода.

– Ко мне? – весело узнала она Роксанова. – К несчастью, я тороплюсь на телеграф. Пройдите со мной, если не заняты.

Тот без слов согласился, и они вышли вместе под яркое августовское небо.

Она говорила за двоих, не стесняясь его молчанием. Между прочим, рассказала казус, случившийся с ее отцом.

– Понимаете? – Заживо погребли!

И человек, так недавно ничему не удивлявшийся, услышал историю, которая заставила его вытаращить глаза в радостном изумлении.

Вот она – вкратце:

Ее отец, занимающий большой пост в соседнем городе, хотел приехать сюда, желая сделать ей сюрприз. По рассеянности он оставил нужные документы дома, в чем спохватился на ближайшей станции. Пришлось ехать назад со встречным

поездом, и… несчастье стало счастьем: колоссальное крушение произошло с поездом, шедшим сюда.

Газеты на другой день кричали о случившемся. Вскользь упоминали о гибели некоего административного лица. Фамилии не могли установить. Зато бесшабашный родственник Верлинского сразу решил, что дядюшка – в лучшем мире. Необходимо было известить кузину, что он и сделал. А сегодня Маргарита Александровна получила от отца успокоительное письмо.

«Телеграмма Миши вздорна. – писал он, – как ты, вероятно, уже убедилась».

Постскриптум:

«Не волнуйся!»

– Но я не получала такой телеграммы! – удивлялась Маргарита Александровна.

Тогда Павел Николаевич смущенно вынул из кармана смятый клочок со словами:

– Зато я получил!..