Сражения в Желтом море, как известно, сразу же стали складываться для царского флота неудачно. Видимо, это и способствовало рождению в Петербурге плана массового использовании в боевых действиях столь экзотического для тех лет оружия, как субмарины. Однако поскольку в распоряжении российских моряков имелась в ту пору всего лишь одна подводная лодка (тот самый злополучный «Дельфин»), они принялись лихорадочно покупать по всему миру экспериментальные экземпляры «наутилусов» и доставлять их во Владивосток. Благодаря очередной российской загадке — семимесячной задержке с отправкой торпед, — лодки долго оставались «моральным фактором». Первое боевое столкновение произошло только в самом конце войны — 29 апреля 1905 года. В этот день «подводный миноносец» «Сом» вышел в атаку на два японских корабля-разведчика, которые в итоге спешно ретировались.
К началу второго военного лета в дальневосточных водах находилось уже полтора десятка российских подлодок. Большинство историков, включая зарубежных, ныне считают, что это обстоятельство сыграло немаловажную роль во время обсуждения в Токио перспектив десанта во Владивосток, заставив самураев воздержаться от этой затеи. Однако на берегах Невы этого, похоже, не поняли — ни во время войны, ни позже, в ходе послевоенной дискуссии об уроках поражения. Уровень познаний российских морских начальников по части «потайных судов» великолепно иллюстрирует ответ адмирала Бирилева на рапорт одного из офицеров-подводников с просьбой выделить французские свечи зажигания к лодочным двигателям. «Его превосходительство» начертал возмущенную резолюцию:
«Достаточно двух фунтов казенных стеариновых».
И этот человек спустя несколько месяцев стал морским министром империи. Как говорится, нарочно не придумаешь.
Одним словом, царские адмиралы не сумели извлечь никакой выгоды из монополии обладания бесценным военным опытом одновременного использования большого количества субмарин. Плохо проанализировали имевшуюся информацию и не подумали о том, каким образом с наибольшим успехом применять новое оружие в будущем.
В результате начавшаяся летом 1914 года Первая мировая война застала российских подводников врасплох и они быстро отстали от тех, кто предпочитал учиться не только на своих, но и на чужих ошибках.
Больше всех преуспели трудолюбивые и дотошные немцы. Уже в первые недели боевых действий их успехи заставили как неприятелей, так и союзников спешно пересматривать привычные приемы стратегии и тактики военно-морского искусства. К концу войны итоговые достижения кайзеровского подплава выглядели просто ошеломляюще. Никогда прежде в битвах примерно равных противников одна сторона не наносила другой такого громадного урона при собственных сравнительно небольших потерях. В данном случае обычно скучные цифры выглядят красочнее любой иллюстрации: 372 германских «наутилуса» (общим водоизмещением около 300 тысяч тонн) потопили порядка 200 боевых кораблей (свыше полумиллиона тонн) и около 6000 транспортных судов (суммарным водоизмещением 13,4 миллиона брутто-регистровых тонн — далее брт). Потери составили 178 лодок (из них 10 на счету русского флота). Кроме непосредственного физического ущерба врагу был нанесен и огромный экономический урон. Финансы, затраченные противостоявшим Берлину блоком (Англией, Францией, Италией, Россией и США) на противолодочную борьбу, в девятнадцать раз превысили стоимость постройки самих субмарин.
Наиболее результативным подводником стал также немец Арно де ля Перьер. Он потопил 189 коммерческих судов (450 000 брт) и 2 военных корабля. Еще два десятка германских командиров подлодок перешагнули рубеж в 100 000 брт, который с тех пор считается «гроссмейстерским» показателем. Именно субмарины, а не сухопутная армия или надводный флот, стали для Германии в прямом смысле последней надеждой на достойный выход из общемировой бойни.
На этом фоне достижения русских «акул» выглядят более чем скромно. Первая подводная лодка под Андреевским флагом — черноморский «Тюлень» — добилась успеха только почти через год после начала войны. А всего за весь период боевых действий царские субмарины на всех театрах боевых действий лишили неприятельские флоты немногим более двухсот судов. Из них свыше трех четвертей составляли крошечные турецкие парусники, считавшиеся уже тогда добычей лишь номинально. Кроме того, в Черном море двадцать одной российской подлодкой были потоплены около трех десятков коммерческих пароходов, в основном небольшой величины. Собственные потери составили одну лодку.