Наиболее плодотворным из предложенных наукой методологических подходов представляется подход выдающегося немецкого социолога Макса Вебера, отмечавшего определяющую роль рационализации в человеческой жизни[57]
. Так, в частности, средневековый город, согласно оценке Вебера, был значительно более, чем город античный, «ориентирован на получение дохода посредством рационального ведения хозяйства»{604}. Рационализация всего образа жизни человека происходила именно в городах, а потому не случайно некоторые из них так быстро росли в ту эпоху. В отличие от консервативной деревни, преимущественно склонной действовать в соответствии с традицией, город становился очагом распространения всего нового{605}. В городе традиционные представления о жизни просто не могли сохраняться, поскольку жизнь для этого должна была бы оставаться неизменной{606}. А она там сильно менялась, и общество вынуждено было на это реагировать.Создателями капитализма в средневековых городах, как отмечал Вебер, были «рационально построенное предприятие, рациональная бухгалтерия, рациональная техника, рациональное право; но даже и не они одни: мы должны отнести сюда рациональный образ мысли, рационализирование образа жизни, рациональную хозяйственную этику»{607}
[58]. Основанное на рациональном расчете предприятие отделялось от домохозяйства, которое раньше представляло собой не только место проживания, но также мастерскую или контору{608}. Американский социолог Талкотт Парсонс, основываясь на веберовском методологическом подходе, сделал даже вывод о существовании своеобразного закона возрастающей рациональности, то есть о том, что человечество, однажды начав рационализировать свои представления о мире, дальше обязательно движется в данном направлении, хотя, конечно, на этом пути могут возникать препятствия, сильно ограничивающие скорость движения{609}[59].Проблема, однако, в том, что, разъясняя свою мысль о создании капитализма, высказанную в «Истории хозяйства», Вебер приводил рассуждения о роли протестантской этики, что не может иметь отношения к хозяйственному прогрессу, имевшему место до начала XVI столетия. В другой своей работе – «Протестантская этика и дух капитализма» – Вебер показывал на конкретном примере, как рационализация способствует отходу от традиционализма, но вновь применительно к иной эпохе{610}
. Таким образом, тезис о роли рационализации нуждается в конкретизации для раннего этапа развития европейской экономики[60].Яркий пример принятия прагматичных рациональных решений в меняющейся ситуации представляет собой поведение итальянской знати, жившей в регионах, где постепенно стали доминировать торговые города. Под воздействием давивших на нее обстоятельств знать должна была отказаться от своего традиционного образа жизни и предпочесть рациональную деятельность.
Замки землевладельцев представляли опасность для независимых городов. Во-первых, они угрожали свободному перемещению купцов с товарами. Богатеющие бюргеры в соседстве с аристократией (чьи ренты выглядели все скромнее на фоне доходов горожан) не могли чувствовать себя спокойно. Во-вторых, в опасности находились и простые бюргеры, поскольку «бароны-разбойники» могли перекрыть кормовую базу города{611}
. «Конфликты между теми, кто сражался или молился, и теми, кто трудился, оказались не столь значительными, как солидарность горожан против людей из округи»{612}. И вот в определенный момент началась ликвидация «милитаристских опорных точек» знати[61]. Например, в XII в. этим занялась коммуна Флоренции. В 1135 г. по ее распоряжению было разрушено несколько замков в округе. А в те замки, которые сохранились, Флоренция стала назначать на разные должности своих нобилей{613}. В 1202–1204 гг. коммуна Тулузы вела войну с 23 окрестными сеньорами{614}.Если коммуне не удавалось покорить нобилей, бизнес находился в опасности. Например, семейству Убальдини удалось сохранить «14 труднодоступных крепостей в Альпах, которые позволяли им грабить на торговых путях и совершать захватнические набеги на соседних владетелей и находящиеся поблизости торговые коммуны. ‹…› В 70-е гг. XIV века Убальдини усилили и усовершенствовали тактику разбойных нападений на дорогах и с помощью флорентийских изгнанников, нашедших у них приют, старались представить их как дело рук граждан флорентийской республики»{615}
. Как отмечал Маттео Виллани, «Убальдини, каковые в те времена становились предводителями врагов и вели войны против нашей коммуны… на расстоянии более шести миль опустошили наше контадо, к ущербу и позору для нашей коммуны»{616}.