Почему тебя похитили

Прежде чем Маутон нажмет на курок, Кеке нажимает кнопку на волшебной палочке, которую Кирстен засунула ей в руку, и попадает лазером ему в спину. Он вскрикивает, когда его тело дергается в конвульсиях, и выпускает несколько пуль в потолок, а затем в стену.

Она стреляет в него снова, сшибая его с ног, и он теряет сознание. Доктор стреляет в Кирстен, но она ныряет вниз, и пуля приземляется в золоченую раму картины маслом. Кеке направляет помаду на Ван дер Хивера. Как раз тогда, когда Джеймс забирает пистолет из руки Маутона и направляет его на доктора. Его так называемый отец поворачивает свой пистолет на него.

― Если я умру, ― говорит он снова, ― мы все умрем.

Кеке колеблется, вероятно, из-за неуверенности в том, как тазер подействует на кардиостимулятор-детонатор. Кирстен вскрикивает, когда доктор стреляет Джеймсу в плечо. Джеймс сжимает зубы и нажимает на курок, дважды, Кирстен видит два темных отверстия в белом халате доктора. Из-за силы выстрела он делает несколько шагов назад и смотрит на Джеймса в потрясении.

― Ты никогда не был моим отцом, ― говорит Джеймс.

Каким-то образом, доктору хватает сил нажать на курок, и он снова стреляет в Джеймса, в этот раз в грудь, в результате чего его тело падает на спину и оседает под странным углом. Теперь, борясь за то, чтобы оставаться на ногах, Ван дер Хивер целится в Кирстен и ребенка, но Кеке быстро приходит в движение и стреляет в него из лазера, прежде чем он нажмет на огонь, и мужчина падает на колени, а затем вперед. Кирстен садится на корточки рядом с Джеймсом.

― Это была не твоя вина, ― говорит она, надавливая на его рану. ― Это была не твоя вина. Тебе было всего четыре года.

Лицо Джеймса меняется.

― Тебе было четыре!

Ее руки, скользкие от крови, соскальзывают с его торса.

― Держись, ― говорит она, вновь возвращая их на место. ― Просто держись, ― просит она.

Она разрывает его рубашку спереди и сзади, хватает его медицинскую сумку, распахивает ее и опустошает содержимое на пол рядом с ней. Она находит пластырь, отрывает его зубами и наклеивает на входные отверстия. Она знает, что это не поможет.

― Котенок, твоя «Черная Дыра»… ― говорит он, ― эта холодная… пустота…

― Не разговаривай, ― говорит Кирстен.

― Ты всегда была в этом противоположностью меня.

― Ш-ш-ш…

― Что бы ни было противоположностью «Черной Дыры». «Белая Дыра»?

― Да, «Белая Дыра», ― шепчет Кирстен, в ее горле стоит ком.

«Белая Дыра»: противоположность пустоте. Противоположность ничему.

Возможность сбежать.

Кирстен понимает, что они сидят в луже красного. Видит, что он угасает. Джеймс кладет свою руку на ее, другую на ребенка.

― Ты всегда была этим. Ты была всем, ― говорит он, и свет покидает его глаза. Она трясет его, пытается разбудить, но он ушел. Она не говорит, что белые дыры не существуют.

― Я люблю тебя, ― говорит она его неподвижному телу, ― тоже люблю тебя.

И впервые в своей жизни, насколько она помнит, колоссальные рыдания сотрясают ее тело, и она плачет, слезы перемешиваются с кровью.

Взвывает пронзительная сирена.

― Нам нужно идти, ― говорит Сет Кирстен, хватая ее за руку, отрывая ее от пола, от неподвижного тела Джеймса.

― Мы не можем оставить его здесь!

― Это здание скоро взлетит на воздух, ― говорит Сет. ― Мы не выберемся вовремя, если заберем его.

Кирстен смотрит на Кеке, видит, какая она все еще бледная, ощущает, как ее тело покидают собственные силы. Несмотря на такую сильную потерю, она все еще хочет жить. Они покидают офис, но сразу же останавливаются, когда оказываются перед лицом лишенного цвета лабиринта из коридоров и комнат.

― Я не знаю, куда идти, ― шепчет Кеке. ― Меня принесли. Я была едва в сознании.

Кирстен рассматривает фотографии, которые сделала миникамерой. По фотографиям они преодолевают половину пути, но затем оказываются заблудившимися. Сирены ревут. Она оглядывается вокруг, пытается думать, но все, что она видит, бомбы в стенах. Она опускает взгляд на пол.

― Вы видите? ― спрашивает она Кеке, показывая на плитки (Жареные Вафли).

― Что?

― Царапины.

― Это ничего не значит, ― говорит Сет.

― Хлебные крошки.

― Что?

― «Гензель и Гретель». Это след из хлебных крошек. Не было никаких отметин, когда мы вошли, ― говорит Кирстен. ― Мармелад… шел следом за нами. Он пометил нам путь.

Они следуют за серыми отметинами на полу, поворачивают несколько раз и находят выход: огромные двери, как в хранилище. Они заперты. Кеке, запыхавшись, садится на пол. Она снова сильно потеет.

«Рубашка, диван, диван, куртка, волосы», — думает Кирстен, и нажимает 49981 на панели кнопок. Один из двух красных огоньков становится зеленым, дверь остается запертой. Они оба одновременно бросают взгляд на биометрический сканер, зная, что он для отпечатков пальцев.

Чернильный ужас, смешанный с неоновыми нервами: Кирстен передает ребенка Сету, говорит ему подождать с Кеке. Она следует по царапинам обратно в логово. Она не смотрит на разгром, на тела, пытается оставаться сосредоточенной. Она склоняется над широким туловищем Маутона, находит свой карманный ножик в его джинсах.