Почти счастливые женщины

Софья Павловна не ответила, накрыла ее руку своей.

– Аля, мне нужно тебе кое-что сказать. Очень важное. Ты только не перебивай, ладно? И не возмущайся. Просто спокойно выслушай и сделай выводы. Договорились?

– Конечно.

– Не знаю, как и начать. Знаешь, перед тем как завести этот разговор, я все проверила, все шкафы, все сусеки, все закоулки, куда сто лет не заглядывала. Все коробочки перетрясла, вплоть до пуговичной. В старую пудреницу залезла, ну в ту, серебряную, помнишь, с эмалью?

Аля послушно кивнула. Сердце затопила черная тоска.

– У меня пропали серьги, – продолжала Софья Павловна. – Такие длинные, висючие. Как говорила покойница Маша, «до жопы висят, Пална!». Золотые, на длинных цепочках, в которые вплетены разноцветные камни – зеленые, синие, красные. Они, конечно, не для каждого дня – слишком претенциозные, карнавальные. Или для театральной постановки. Я и надевала их несколько раз – на Новый год и на карнавал в Доме литераторов. А второй – кажется, на какой-то костюмированный бал. Они странные, необычные, слишком броские и тяжелые. Дед твой привез из Индии. На вид бижутерия, дешевка. Но нет, золото. Правда, низкопробное, 14 карат. А камни вообще копеечные – индийские самоцветы. На рынке рупь кило. Левка, аферист, решил меня удивить. Копеечное дерьмо, Аля! Вкус у него был, мягко говоря. Увидел, что ярко блестит, что тяжелые, разноцветные. Я тогда фыркнула, а он обиделся. Оправдывался – с твоей яркой, цыганистой красотой в самый раз! Ну да, жена цыганского барона. Я сразу засомневалась, пошла к ювелиру. Ну а тот сомнения мои подтвердил: дешевка, Сонечка. Пяти копеек за них не дам. Так вот, они пропали.

– Ты уверена? – Аля хваталась за последнюю надежду. – Точно все проверила, пересмотрела? Может, убрала куда-нибудь далеко? Ну раз не носила. Убрала и забыла? С тобой, ба, это бывает. Ты сто раз сама рассказывала! Вот я просто уверена – начнем искать и точно найдем. Ты же сама говоришь – памяти нет, голова садовая, засунешь куда-нибудь, потом находишь в другом месте. Помнишь, как ты искала свое пенсионное удостоверение? А дедову медаль «За доблестный труд»? – Аля постаралась беспечно рассмеяться. – Ну, вспомнила? Все, ба. Полчаса отдохну, и начнем по новой. И я просто уверена, понимаешь?

Софья Павловна выглядела растерянной, даже подавленной.

– Видишь ли, Аля, обвинять человека в воровстве – последнее дело. Тем более в недоказанном воровстве. Тем более человека знакомого, даже близкого, как бы ты к нему ни относилась. Мне все это очень трудно и неприятно. Ладно, твои сомнения принимаю, ты права. Память подводит. Ладно, Аля, поспи. На тебя страшно смотреть. А потом разберемся. Но чует мое сердце…

– Ба, – крикнула Аля, – ну хватит!

Конечно, не уснула – какое! Полчаса провалялась, крутясь с боку на бок и проворчав: «Уснешь тут с вами», – со вздохом поднялась.

Перевернули всю квартиру. Залезли туда, куда, кажется, не залезали лет сорок. Перетрясли все вещи, вытряхнули все коробочки и шкатулочки, коих у Софьи Павловны было великое множество.

– Какая же я барахольщица! – смущенно приговаривала она. – Но в основном это подарки, Аля! Палех этот, хрусталь. Вазочки эти дурацкие, плошечки, рюмочки, икорницы, конфетницы. Кошмар, да и только! Слушай, а давай от всего этого избавимся? Ну зачем это нам, да еще и в таком количестве? Отнесем в комиссионку, выручим хоть какие-то деньги! А главное – освободимся от хлама! И пыли станет в сто раз меньше. Я никогда не была барахольщицей, а вот дед твой, великий писатель, ко всему этому относился с большим уважением и трепетом, особенно если на вазе или тарелке была гравировка. Вот, смотри, – она взяла в руки вазу. – «Дорогому и безмерно талантливому Льву Николаевичу Добрынину от горячего поклонника и верного друга Черкашина А. В.». Господи, сейчас и не вспомню, кто такой этот Черкашин, горячий поклонник и верный друг, – бормотала усталая бабушка.

Перетрясли даже постельное белье, полотенца, ящик с шарфами и перчатками, комод с нижним бельем. Словом, искали везде, где было возможно и невозможно.

Серег не было. Бабушка полезла в альбом, долго копалась в старых фотографиях и вдруг – громкий возглас:

– Нашла, иди сюда, посмотри!

Аля чистила зубы и мечтала об одном – лечь спать. Такой день – как она его вынесла?

Софья Павловна рассматривала в гостиной фото. Аля заглянула через ее плечо – молодая бабушка в индийском сари. Яркое, золотистое сари красиво облегает тоненькую, изящную фигуру. Гладко зачесанные смоляные волосы, красная точка на переносье, подведенные черным глаза. На тонких запястьях браслеты, цепочки, какие-то висюльки. Загадочно улыбаясь, бабушка молитвенно держит ладони у груди.

– Ну? – нетерпеливо спросила она. – Видишь?

Аля вздрогнула – увлекшись прекрасным образом индианки, она совсем позабыла про серьги. В ушах у бабушки висели длинные, почти до плеч, серьги. Фотография черно-белая, но видно, что серьги тяжелые, мочка оттянута, золота в них много, да и камней, видимо, тоже.

– Костюмированный бал в Доме литераторов, я тебе говорила. А куда еще их наденешь? Ну, вспомнила серьги?