Почти цивилизованный Восток

Она потерла призрачные руки и слегка встряхнула ими.

– В семи номерах осыпались окна. Чудо, что никто не пострадал! Собаки леди Уинфред просто взбесились. Не в прямом смысле, но они по сей час воют и не находят себе места. У кого-то прихватило сердце. Кто-то к вечеру сляжет с мигренью. Мы уже получили более двух десятков жалоб. Это недопустимо.

– Мне жаль, – сухо произнес Чарльз. – Приношу свои извинения.

– Я уверен, что все произошедшее – не более чем досадная случайность, – произнес мистер Саттервуд тоном, который явно говорил об обратном. – Однако мы не можем допустить, чтобы одни гости причиняли беспокойство другим. Не говоря уже о том, что леди Уинфред жаловалась на сердце. Поэтому…

– А теперь слушай сюда, мальчик, – произнесла призрачная дама, задирая голову. – Подними руку… правую. И скажи, что ты – личный гость леди Анны Элеоноры Марии Кристины Вестон-Маш.

Эдди поглядел на нее с упреком.

Он и так, похоже, Чарли кучу проблем доставил. Теперь еще…

– Ну же. – Леди нахмурилась. – Не заставляй меня самой доносить до этого идиота, сколь он неправ. И ты слово дал!

Слово.

Дал.

– Если ты уйдешь, обратно тебя не пустят, – повторила леди. – Давай. Поднимай руку и говори.

– Просто…

– Просто произнеси это!

– Я… – Эдди давно уже не чувствовал себя таким придурком. – Я являюсь личным гостем леди Анны Элеоноры Марии Кристины Вестон-Маш.

Стало вдруг тихо.

Очень-очень тихо. Мистер Саттервуд замер, и выражение лица его сделалось… испуганным? Нет, вправду…

– Подтверждаю, – произнесла леди. И над ладонью Эдди вспыхнуло пламя. На сей раз не призрачное.

– Ошизеть! – Милисента прикусила губу.

А мистер Саттервуд поклонился.

– Это, безусловно, в корне меняет дело.

И вышел.

– Эдди? – Милисента дернула за рукав. – Ты ничего не хочешь объяснить?

Эдди вздохнул.

– Самому бы понять, – честно признался он. И оглянулся.

Леди Анна исчезла.

Вот ведь… духи, чтоб их.

Глава 22, где ведутся серьезные разговоры и некий джентльмен получает выгодное, но несколько сомнительное предложение

В кабинете мистера Саттервуда, куда их пригласил все тот же коридорный, правда, теперь поглядывающий на Эдди с откровенным ужасом, пахло булочками. Гора их возвышалась на блюде. На другом устроились махонькие пирожные.

Поблескивала лаком коробка с конфетами. И Милли не могла отвести от нее глаз.

– Ешь уже, – буркнул Эдди.

Ему здесь не нравилось. Запахи да, мирные. Запахи еды вообще на людей успокаивающе действуют, но вот сам кабинет… Просторный, солидный, как и подобает кабинету человека столь важного, как мистер Саттервуд. Огромный стол. Гора-чернильница. Три мраморных шара на подставках, один другого меньше.

Или это не мрамор?

Шкапы.

Кресла, обтянутые зеленой кожей. И золотые шляпки гвоздей.

Или позолоченные. В самом-то деле, какой дурак для обивки кресла будет золото использовать? Эдди с трудом сдерживался, чтобы не выковырять один на проверку.

– Я прошу меня простить. – Мистер Саттервуд поклонился, прижав руки к груди. – За то, что знакомство наше началось не так, как хотелось бы.

А умеют на Востоке говорить. И главное, так, что верить хочется, да не можется. Пускай на физии этого Саттервуда и застыла гримаса прелюбезнейшая. Но в глазах – в глазах другое видится.

Ожидание.

Чего?

– Бывает. – Чарльз подвел Милли к креслу, тому, что поближе к конфетам стояло. – Недоразумения случаются. Но я рад, что его уладили.

– Несомненно, несомненно… – Саттервуд – мистером называть его никак не хотелось – потер руки. – Безусловно, я рад, да… Но хотелось бы кое-что уточнить.

– Если надо, мы съедем, – пожал плечами Чарли.

– Не надо, – сказал Эдди.

– Нет, нет, что вы… личный гость миссис Вестон-Маш… это будет оскорблением памяти покойной госпожи.

И рожу скорбную изобразил.

– Вот стервец, – восхитилась леди Анна, вновь возникшая из ниоткуда. – Не дергайся, мальчик. Представь, что меня здесь нет.

Эдди тоже сел.

Кресло было глубоким, мягким, но самое важное – крепким.

А молчание затягивалось. Саттервуд уставился на Эдди. А Эдди что? Небось, глазами дырку не протрешь, так что пускай себе пялится, ежели охота. Эдди тоже вон поглядит.

– Мистер…

– Годдард, – представился Эдди. – Элайя Годдард.

Приподнятая бровь. Удивление. Ждут пояснений? Пусть себе ждут. Эдди ничего пояснять не собирается. Ну не говорить же, что папаша – гребаный придурок, который имени родного сына не помнит. Или что документы на Эдди он выправлял в дупель пьяным. Только непонятно, изначально он ужратым явился или в процессе достиг того блаженного состояния, когда все по хрену.

Эдвард.

Элайя…

Хорошо, хоть на букву ту же. А потом уже из принципа править отказывался.

– Можете звать Эдом, – разрешил Эдди.

– Чудесно… тогда зовите меня Найджелом, – откликнулся Саттервуд. И сам сел. Его кресло отличалось от прочих чуть более темным цветом кожи.

Высокой спинкой.