– Они
На этом Джеймс Ренни и вышел из себя.
– Городу оно будет требоваться всегда! – проревел он и взмахнул рукой с зажатым в пальцах бейсбольным мячом.
Удар разорвал кожу на левом виске Лестера, когда тот поворачивался лицом к Джиму. Кровь полилась потоком. Левый глаз сверкал сквозь нее. Преподобного бросило вперед, с раскинутыми руками. Библия, раскрывшись и шурша страницами, выглядела как балаболящий рот. Кровь лилась и на ковер. Левое плечо свитера Лестера уже промокло.
– Нет, это не воля Бо…
– Это
Рука Большого Джима с зажатым мячом повисла плетью. Плечо вибрировало болью. Теперь кровь
Коггинс наткнулся на стол – кровь полилась на его ранее безупречно чистую поверхность – и двинулся вдоль него. Большой Джим попытался поднять мяч и не смог.
Ренни перебросил мяч в левую руку и взмахнул ею вбок и вверх. Удар пришелся в челюсть Лестера, переломил ее, выплеснул новую порцию крови к мерцающему свету люстры. Несколько капель долетели до матового плафона.
– Ба-а! – крикнул Лестер. Он все пытался обогнуть стол.
Большой Джим залез в нишу между тумбами.
– Отец! – Младший стоял в дверях, с широко раскрытыми глазами, с отвисшей челюстью.
– Ба-а! – крикнул Лестер и двинулся на новый голос. Держа перед собой Библию. – Ба-а… Ба-а… Ба-а-О-О-ОГ…
– Не стой столбом, помоги мне! – рявкнул Большой Джим на сына.
Лестер, шатаясь, шел на Младшего. Размахивая Библией. Свитер намок от крови, брюки стали грязно-муаровыми, изувеченное лицо заливала кровь.
Младший поспешил к нему. И когда Лестер начал падать, схватил его, удержал.
– Я вас держу, преподобный Коггинс… я вас держу, не волнуйтесь.
А потом сжал руками липкую от крови шею Лестера и принялся его душить.
14
Пятью бесконечными минутами позже.
Большой Джим сидел на кабинетном стуле – развалился на кабинетном стуле – без галстука, надетого специально для совещания в муниципалитете, и в расстегнутой рубашке. Массировал массивную левую грудь. Под ней учащенно и аритмично билось сердце, но не давая повода предположить, что дело идет к его остановке.
Младший ушел. Ренни поначалу подумал, что тот собирается привести Рэндолфа, что было бы ошибкой, но дыхания, чтобы криком вернуть парня, ему не хватало. Потом сын вернулся сам, с брезентом, который достал из кемпера[81]
. Ренни наблюдал, как Младший расстилает брезент на полу – на удивление ловко, будто проделывал это тысячу раз.– Я… помогу, – прохрипел он, зная, что не получится.
– Сиди, где сидишь, и восстанавливай дыхание. – Сын, стоя на коленях, бросил на него мрачный и нечитаемый взгляд. В нем могла быть любовь – Большой Джим на это надеялся, – но хватало и другого.
Младший перекатил Лестера на брезент. Брезент потрескивал. Младший посмотрел на тело, чуть передвинул, накинул на него край брезента. Зеленого брезента. Большой Джим купил его в «Универмаге Берпи». Купил на распродаже. Он вспомнил слова Тоби Мэннинга:
– Библия. – Большой Джим по-прежнему хрипел, но чувствовал себя лучше. Сердце, слава Богу, замедляло бег. Кто же знал, что после пятидесяти здоровье начнет так резко ухудшаться?
– Точно, да, хорошо, что напомнил, – пробормотал Младший. Схватил окровавленную Библию, сунул между бедер Коггинса, начал заворачивать тело в брезент.
– Он ворвался в дом. Он обезумел.
– Конечно. – Младшего это, похоже, не интересовало. А вот процесс заворачивания определенно интересовал… Такие дела.