Под миртами Италии прекрасной

Здесь покоится прах

НИКОЛАЯ КАРСАКОВА,

скончавшегося во Флоренции

8 октября 1820 года.

Дата указана по новому стилю. В фамилии первая гласная — «а». Раньше часто говорили Карса́ков, хотя правильнее — Ко́рсаков, так же, как Римский-Ко́рсаков. Кстати, друг Пушкина и композитор принадлежали к одному роду, бравшему начало от чеха Жигмунда Корсака и его сына Венцеслава, приехавшего в русские земли в 1380 году. В XVII веке одна из ветвей этого рода, на основании того, что он происходит из страны, входившей в состав Священной Римской империи, получила право носить двойную фамилию: Римские-Корсаковы.

На памятнике поверх надписи детской рукой мелом были нарисованы смешные фигурки. Совсем как у Пушкина:

И пусть у гробового входа

Младая будет жизнь играть…

Но жена сторожа, смущенная тем, что мы можем принять это за проявление непочтительности к памяти покойного, крикнула своей дочурке, чтобы та мигом принесла ей смоченную губку, и принялась торопливо протирать мраморную поверхность.

Но где же эпитафия, сочиненная самим Корсаковым? Она, чуть измененная по сравнению с текстом в книге Гаевского, высечена по-русски внизу на задней стороне памятника:

Прохожий! Поспеши к странеродной своей.Ах! Грустно умеретьдалеко от друзей.

Памятник по тем временам прост и скромен. Он не похож на гробницы с возлежащими фигурами в человеческий рост, каких немало и поблизости от него. На почти ушедшем в землю основании стоит блок белого мрамора. Единственные его украшения — две опоясывающие ленты орнамента да надставка в «греческом стиле». На лицевой ее стороне в полукруге изображена отлетающая бабочка, на задней — три перевязанных стебелька с маковыми головками — символы души и сна в мифологии древних.

Тому, кто поставил его, суждено было со временем ответить на вопрос Пушкина:

Кому ж из нас под старость день ЛицеяТоржествовать придется одному?

и исполнить его предсказание:

Несчастный друг! средь новых поколенийДокучный гость и лишний, и чужой,Он вспомнит нас и дни соединений,

Закрыв глаза дрожащею рукой…

После шестидесяти лет, проведенных на дипломатической службе, находясь в отставке, хотя и сохраняя должность члена Государственного совета, Александр Михайлович Горчаков умер в одиночестве 22 февраля 1883 года последним из двадцати девяти лицеистов первого выпуска. Теперь, когда следовало бы воздать должное и его памяти, выяснилось, что ни его могилы, ни самого кладбища под Ленинградом, на котором он был похоронен, не сохранилось.

…«Привет унылый»? Признаться, я ни разу не испытал уныния, стоя перед могилами друзей Пушкина, хотя они и были мне дороги. Конечно, теперь они дороги благодаря Пушкину, его поэзии. Ведь нас волнует уже не столько рассказ о кончине Корсакова, сколько посвященные его памяти стихи. Впрочем,

Два чувства дивно близки нам —В них обретает сердце пищу:Любовь к родному пепелищу,Любовь к отеческим гробам.Животворящая святыня!

Земля была б без них мертва,Как……..пустыняИ как алтарь без божества.

ПЕРЕВОДЧИК ПУШКИНА ЧЕЗАРЕ БОЧЧЕЛЛА

Съезд общества дружбы «Италия — СССР» проходил в Сиене, сохранившей почти нетронутым старинный облик города раннего Возрождения. Правда, делегаты и приглашенные жили в новой гостинице, несколько в стороне от исторического центра. Но напротив нее стоял дом с прикрепленной к фасаду памятной доской, на которой начертаны относящиеся к нему строки из «Божественной комедии» Данте. Они напоминали о том, как получивший этот дом в наследство молодой человек XIII века за несколько дней и ночей прокутил с компанией приятелей свое состояние, за что вместе с ними и был отправлен поэтом в ад.

«Суровый Дант» — вспомнилось определение Пушкина. И тут же, едва войдя в гостиницу, я услышал другие пушкинские строки, описывающие въезд семейства Лариных в столь далекую от Сиены Москву:

…Возок несется чрез ухабы.Мелькают мимо будки, бабы…

— О каких именно будках идет здесь речь? — спрашивал подошедший ко мне участник съезда поэт Джованни Джудичи. В одной руке он держал томик «Евгения Онегина», в другой — увесистый словарь.