Под миртами Италии прекрасной

Некоторые штрихи к ее портрету мы находим в публикации «Из записок сенатора К. Н. Лебедева» в журнале «Русский архив» за 1910 год. Сенатор был шокирован тем, что дама курит папиросы, да к тому же дурно воспитывает своих детей. «Но, — продолжал он, — это женщина умная, смелая, образованная, и я не удивляюсь, что она умела так сблизиться с Кат. Чернышевою, существом добрым, восприимчивым и глубоко признательным».

Немаловажная деталь: Чернышева, урожденная Теплова, была замужем за декабристом и родственником Пушкина З. Г. Чернышевым. Рассуждая с позиций человека, принадлежавшего к высшему обществу, сенатор Лебедев подмечает такие общие черты в судьбах двух этих женщин: «Главная вина Чернышевой та, что она (впрочем, ребенком) вышла за ссыльного Захара Чернышева и потому не может иметь места в кругу, в котором хотелось бы, а Шереметевой то, что она, Мартынова, вышла за Шереметева, и Мартыновой не дают места, которое хотела бы и должна иметь Шереметева, а оставшись вдовою 22 лет (в действительности — 25 лет, но это не меняет дела. — Н. П.), она уже не хотела переменить на другое свое имя, которое в России и вне России звучит богатством…»

Запись Лебедева относится к 1849 году, то есть сделана восемь лет спустя после выхода пизанского издания поэм Пушкина, но она дает известное представление о взглядах и симпатиях Шереметевой. Во всяком случае, не за курение папирос или дурное воспитание детей в 1843 году она была удостоена почетного звания профессора-академика первого класса флорентийской Академии изящных искусств, запись о чем я нашел в регистре Академии, хранящемся в Государственном архиве Тосканы во Флоренции.

Умерла Елизавета Шереметева в Италии и похоронена на римском некатолическом кладбище «Тестаччьо». На памятнике высечены даты ее жизни: «7 июля 1812 — 1 февраля 1891» (по старому стилю).

Служба в министерстве иностранных дел не должна была быть для Боччеллы слишком обременительной. Столица маленького государства не имела даже постоянного дипломатического корпуса. Иностранные дипломаты лишь наведывались в Лукку, приезжая из Флоренции или Рима. Бывал там, как уже говорилось, и Горчаков. Луккские хроники зафиксировали связанный с ним дипломатический инцидент.

По случаю местного праздника, на который съехались иностранные дипломаты, устраивались конные скачки. Карл-Людовик был большим их любителем. Едва герцог поднялся на трибуну, на которой размещались и дипломаты, как к нему подошел французский посланник и стал высказывать претензии по поводу приглашения Горчакова на ужин во дворец. Он расценил это как одностороннюю привилегию, оказанную русскому дипломату, и, следовательно, проявление невнимания к представляемой им самим державе. Герцог ответил, что Горчаков уезжает и не сможет присутствовать на назначенном на следующий день официальном ужине для дипломатического корпуса, а поскольку он хотел засвидетельствовать почтение герцогине, его в частном порядке пригласили сегодня. Французский посланник таким объяснением не удовлетворился, и тогда герцог сухо заметил, что «в конце концов в своем доме каждый поступает, как хочет».

В хронике все это записано с явным удовлетворением за проявленную герцогом твердость. Сомнительно, однако, чтобы он мог ответить в том же тоне представителю Австрии. В угоду Вене ему пришлось пожертвовать кое-кем из своих бывших друзей. Падало и влияние Боччеллы при дворе. Когда его жена, пользуясь своим положением фаворитки, напомнила Карлу-Людовику об обещании сделать мужа министром иностранных дел, тот отказал ей, хотя и облек это в оригинальную форму, заявив, что «маркиз Боччелла проводит свой день в молитвах и богоугодных заботах и у него не было бы времени заниматься делами. К тому же маркиз Боччелла всегда окружен священнослужителями, и в Лукке стали бы говорить, что в ней царят и правят церковники».

Боччелла действительно все больше погружался не только в литературные труды, но и в теологические исследования. Подозрения австрийцев на его счет оказались чрезмерными. Теперь он уже был ревностным католиком. Соответственно менялись и его политические взгляды. Быть может, высокая оценка пушкинской оды «Свобода» — последний отзвук его былого либерализма. В конфиденциальном письме, датированном 9 ноября 1841 года, пьемонтский дипломат маркиз Джанбаттиста Каррега ди Дженова сообщал из Лукки: «Маркиз Чезаре Боччелла, слывший здесь в 1830 году за преданного либеральным взглядам, уже давно пересмотрел свои ошибки, и нынешнее его поведение весьма похвально и весьма примерно во всех отношениях».

Биографы отмечают хорошие знания Боччеллой иностранных языков и литературы. Стихи он начал писать еще молодым. Главным его литературным произведением считают написанную октавой поэму в двенадцати песнях «Тамплиер», вышедшую в 1845 году отдельной книжкой. Проникнутая религиозным настроением в духе Шатобриана, она явилась поэтическим итогом поездки на Мальту, в Египет и Палестину, описанию которой посвящены и его «Письма с Востока», печатавшиеся в луккском журнале «Прагмалоджиа каттолика».