Под покровом небес

Перспектива ублажать его ей не нравилась; начнешь заботиться о нем, а он от этого еще хуже раскиснет. Но в случае если он простыл, ему надо дать выпить чего-нибудь горячего. Она решила все же как-нибудь влить в него кофе. Поэтому говорит:

– А если я принесу тебе сюда, ты выпьешь?

Ответа ждать пришлось довольно долго, но в конце концов он сказал:

– Да.

Когда она вбежала внутрь форта, водитель уже шел по двору к воротам; это был араб, но не в тюрбане, а в фуражке с козырьком.

– Подождите! – крикнула она.

Он остановился, повернулся и смерил ее с головы до ног оценивающим взглядом. Жаль, нет поблизости европейцев, а то бы он по поводу нее прошелся: перед арабами-то что ж… да и арабы какие-то все не городские; толком и не поймут, поди, блеска его похабного остроумия.

Порт сел, стал пить кофе, вздохами перемежая глотки.

– Все допил? А то мне стакан вернуть надо.

– Да.

Стакан пошел по рукам и добрался до передней двери, где его ждало какое-то дитя, с беспокойством вглядывающееся внутрь салона: вдруг автобус тронется прежде, чем стакан будет в его руках?

Медленно двинулись дальше по плато. После того как автобус долго простоял с открытыми дверями, в нем стало еще холоднее.

– По-моему, помогло, – сказал Порт. – Огромное тебе спасибо. Только все-таки со мной что-то не то. Бог знает, но я в жизни никогда еще так скверно себя не чувствовал. Эх, если б можно было оказаться сейчас в постели да полежать пластом, может быть, все бы и прошло.

– А как ты думаешь, что это может быть? – спросила она, вдруг с новой остротой прочувствовав реальность, отчего все страхи, которые она так долго пригибала и сдерживала, поднялись в ней в полный рост.

– Понятия не имею. А ты мне вот что скажи. Лечь-то когда можно будет, не раньше полудня, да? Хреново-то как… как хреново!

– Постарайся заснуть, милый. – Милым она не называла его уже как минимум год. – Вот так наклонись ко мне, вот, правильно, а голову сюда положи. Тебе тепло теперь?

В течение нескольких минут она пыталась смягчать толчки автобуса, прильнув всем телом к спинке его сиденья, но у нее скоро устали мышцы, она опять откинулась и расслабилась, позволив его голове прыгать вверх-вниз у нее на груди. Его рука, лежавшая у нее на коленях, поискала и нашла ее руку – сперва крепко стиснула, потом хватка ослабла. Она решила, что он заснул, и тоже прикрыла глаза, думая: «Ну вот, теперь все, никуда не денешься. Попалась».

На рассвете они приехали в очередной бордж, расположенный на совершенно плоском месте. Автобус въехал в ворота и оказался во дворе, где стояло несколько шатров. Через окно прямо в лицо Кит надменно уставился верблюд. Пассажиры вышли, на этот раз все. Она разбудила Порта.

– Позавтракать не хочешь? – спросила она.

– Не знаю, даже самому не верится, но есть немножко хочется.

– Почему же не верится? – сказала она очень радужным тоном. – Утро. Почти что шесть часов уже.

Они опять попили черного кофе, поели крутых яиц и фиников. Когда, сев на пол, ели, мимо прошел молодой араб, который сообщил ей название того, предыдущего борджа. Помимо собственной воли Кит отметила, что он необычайно высок ростом и очень импозантно смотрится, когда, вот так выпрямившись, стоит в своих струящихся белых одеждах. Чтобы сгладить чувство вины (как это она могла что-то там еще о нем думать!), ей понадобилось привлечь к нему внимание Порта.

– Смотри, вон тот – какой клевый! – услышала она собственный голос; араб ушел.

Словечко было вовсе не ее и прозвучало в ее устах дико и ненатурально. Смутившись, она ждала, что скажет Порт. Но Порт схватился за живот; его лицо стало белым.

– Что с тобой? – вскрикнула она.

– Не отпускай автобус, – проронил он. Неуверенно встал на ноги и стремительно выскочил из комнаты.

Ковыляя в сопровождении какого-то мальчишки, он пересек широкий двор, прошел мимо шатров, около которых горели костры и плакали младенцы. Он шел, согнувшись пополам и держась одной рукой за голову, а другой за живот.

В дальнем углу оказалась крошечная каменная будка вроде орудийной башни, к ней-то и вел его мальчик.

– Sao daoua,[75] – сказал он.

Порт поднялся на две ступеньки и вошел, дощатая дверь за ним захлопнулась. Внутри стояла тьма и вонища. Опершись о холодную каменную стену, услышал, как рвется задетая головой паутина. Боль была какой-то двоякой: живот пронзали сильнейшие колики и подступала тошнота, причем все это сразу и одномоментно. Некоторое время он постоял, сглатывая и тяжело дыша. Весь слабый свет, какой был в будочке, проникал туда через квадратную дыру в полу. Что-то быстро пробежало по его шее сзади. Он отступил от стены и склонился над дырой, обеими руками держась за стену напротив. Внизу виднелась загаженная земля и покрытые кляксами и брызгами камни, шевелящиеся от мух. Он закрыл глаза и несколько минут оставался в этой позе ожидания, временами постанывая. Водитель автобуса принялся дудеть в клаксон; почему-то этот звук усилил страдания Порта.

– О господи, да заткнись ты! – крикнул он во весь голос и сразу же застонал.