Борис вскочил, уронив ложку на пол, хотел что-то сказать, но лишь махнул рукой и закрылся в ванной. Плеснув пригоршню холодной воды в лицо, он немного успокоился, вытер лицо полотенцем, вышел из ванной, быстро оделся, взял сетки со старыми газетами и молча открыл входную дверь.
Быстрым шагом Борис дошел до остановки. Дождь лить перестал, но подул резкий северный ветер. Он сушил асфальт и намокшую одежду прохожих. Серое небо начали прорывать белые пятна кучевых облаков. Завывая и окатывая тротуар из большой лужи, подъехал переполненный троллейбус. Борис успел ухватиться за поручень. Дергаясь, троллейбус тронулся с места. Закрывающаяся дверь, которая складным углом толкала его в спину, помогла втиснуться в салон. Здесь пахло прелой одеждой, духами, потом и табаком. На сетки с макулатурой, которые Борис держал в одной руке, кто-то сел. Узкие ручки врезались в ладонь. Борис терпел и думал о дочери: в последнюю встречу перед каникулами голос его предательски дрогнул, и дочь, почувствовав это или вспомнив, как они жили вместе, вдруг расплакалась. Потом несколько дней у него ныло сердце.
Главное, думал он сейчас, нужно сразу взять нужный тон. Поздороваюсь и спрошу, таинственно улыбаясь: «Как ты думаешь, Таня, что я тебе тут принес?» Она сделает удивленными глаза и притворится, подхватив игру: «Не знаю»…
Троллейбус остановился. Борис, спрыгнув с подножки, вытянул сетки. Ветер стих, и опять заморосил дождь. Борис заспешил, прыгая через лужи, и хоть школа была недалеко от остановки, он все же изрядно намок. Но, открывая дверь, он думал о том, что среди ревущей, проносящейся мимо него толпы школьников, одетых в одинаковую форму, он не узнает свою дочь. А она, постеснявшись и отвыкнув от него, сама не подойдет. И только на уроке, отвечая, вдруг на мгновение запнется, вспомнив растерянное лицо своего отца.
В школе Борис встретил тетку. Немного удивился. Она была в длинном коричневом плаще, который волочился чуть ли не по полу. В руках она держала тряпичную самодельную сумку, из которой торчали бурые листья.
— Вот решила цветок привезти. Учительница в прошлый раз просила, — сказала она и заулыбалась, заглядывая Борису в глаза. Борис отвел взгляд и увидел дочь, идущую по коридору.
— Я на автобусе ехала, поэтому раньше тебя здесь оказалась, — сказала тетка.
Борис повернулся к дочери:
— Здравствуй, Таня.
Тетка тоже повернулась:
— Здравствуй, Танечка!
— Здравствуйте, — ответила девочка и поправила красную повязку на руке.
— Дежуришь? — спросил Борис.
— Да. — Дочь смущенно улыбалась.
И вдруг, вспомнив, Борис наклонился к ней и таинственно, как ему показалось, произнес:
— Таня, как ты думаешь, что я тебе тут принес?
Дочь быстро взглянула на сетки и, улыбаясь, сказала:
— Макулатуру. Но уже поздно. Сегодня все увезли…
В классе пожилая учительница в сером костюме старательно выводила на доске: «Сегодня 30 сентября, вторник».
— Здравствуйте, Надежда Николаевна, — с подобострастием поздоровалась тетка. — Вот макулатуру привезли и цветы. А это Танин папа.
Борис стоял чуть позади тетки и тоскливо смотрел, как капли воды стекают с куртки на брюки.
— Очень приятно, — громко сказала учительница, скрипя мелом. — А зачем вы принесли макулатуру? Я же русским языком говорила, чтобы приносили до двадцатого числа.
— Да мы не знали, извините, Надежда Николаевна, — проговорила тетка. Борису захотелось выйти из класса, но учительница спросила:
— А вы какой папа? Тот, который живет с Таней, или другой?
Борис оцепенел. Рядом что-то забормотала тетка.
— А, понятно. А семья у вас есть?
— Нет, нет еще, — ответила, улыбаясь, тетка.
— А что так? — продолжая постукивать мелом по доске, задавала вопросы учительница. — А где вы работаете?
— Да сторож я, — Борис не узнал своего голоса.
Учительница повернула крупную голову и властным взглядом посмотрела на него, на его мокрые куртку и брюки, затоптанные в троллейбусе туфли.
— Все ясно, — и она отвернулась к доске.
«Что ясно? Что ей ясно, этой бестактной учителке?» — досадно думал Борис, идя по школьному коридору. Дочь стояла на своем посту. Борис внимательно посмотрел на нее: «Выросла, вытянулась за лето доченька». Подойдя, спросил:
— Как, Танечка, живешь?
— Хорошо, — ответила она и прикрыла входную парадную дверь.
— Ты подросла, — сказал Борис, чувствуя, как к горлу подкатывает ком.
Дочь растерянно улыбнулась. Он не мог говорить, как будто все слова забыл. Стоял и смотрел на нее. Школьное платьишко аккуратно выглажено, а вот колготки велики и собрались в складках на коленках.
— Значок у тебя красивый, — сказал Борис.
Дочь взглянула на октябрятскую звездочку, смущенно улыбнулась. Подошла тетка.
— На, Танечка, пирожок, — сказала она ласково.
Девочка опять закрыла дверь за вышедшим из школы учеником.
— Не надо, спасибо.
— Да на, возьми, мы же тебя любим.
— Не надо. Ведь человек на посту. — Борис подмигнул дочери.