— А знаешь, у меня дочь почти такая же, как ты. Уже во второй класс ходит. — Тон получился покровительственным.
Девушка почти незаметно нажала на сумку рукой, натянув ручки, и пошла быстрее. Он тоже ускорил шаг. Они молча подошли к остановке. Подъехал автобус. Борис сказал:
— Извини, Света.
Она стала подниматься в автобус. Он вдруг бросился за ней.
— Телефон, скажи свой телефон!
Дверь с шумом захлопнулась. Пожилая женщина, сидевшая на заднем сиденье, удивленно и осуждающе, как показалось Борису, посмотрела на него сквозь заляпанное грязью стекло. С тоской и смущением смотрел Борис вслед автобусу, и ему стало стыдно за то, что он просил телефон у той девчонки, за то, что он совсем забыл, что уже не юноша, и за то, что он так никчемен и слаб. Некоторое время он размышлял об этом.
«Ну нет. Только не это. Разве я слаб? — говорил он себе, загоняя в глубь души злость на себя. — Разве я слаб?!» Он побежал по влажной и мягкой из-за опавшей листвы тропе, которая извивалась между берез. Он бежал все быстрей, и деревья слились в светло-серый забор. В какой-то миг ему показалось, что рядом мелькнул автобус, и он увидел осуждающий взгляд той женщины на последнем сиденье. Но почему-то лицо было другим. Это была учительница дочери, и она говорила:
— Всё ясно. Всё ясно.
«Что вам ясно?» — хотел спросить ее Борис и сверхчеловеческим усилием рванулся за автобусом и полетел. Падая, он ударился коленом в толстый корень. Боль и холодная умершая листва, в которую он уткнулся лицом, привели его в чувство. Он почувствовал солоноватый привкус во рту, почувствовал сырость, впитывающуюся в одежду, услышал гул загнанного сердца и вдруг растянул в улыбке рот:
— Смешно.
Ему стало легче, как стало легче тогда, на следующий день после случая с Вовиком, когда Борис, уйдя от тетки, оказался у друга. Петрович обрадовался, но, поняв, что случилось плохое, нахмурился и жестом пригласил на кухню. Прикрыв двери комнаты, где жена с детьми смотрела телевизор, он прошел за Борисом.
— Выпьешь? — спросил он, открывая холодильник.
— Да, — Борис почувствовал, как мелко задрожала нога.
Петрович налил стакан водки.
— С дня рождения осталось.
Борис взял стакан и начал пить. Отпив половину, он вдруг спохватился.
— А ты?
Петрович сдержанно улыбнулся.
— Я — только чай.
— Ах да, — Борис покраснел, друг не пил даже пива.
По желудку растекалось тепло, которое вскоре ударило в голову. Вчерашний кошмар притушился. Глядя на тренированную спину хозяина, который ставил на газ чайник, он дрожать перестал и вытер выступивший на лбу пот. Петрович пододвинул салат.
— Закуси.
Борис поел, допил водку и все рассказал другу. Тот слушал молча, не перебивая, хмурился и смотрел куда-то в угол кухни. Потом спросил:
— Помнишь, в прошлом году я был в Саянах? Так вот, хотел я там подняться на скалу без страховки. С виду она показалась не очень крутой. Да застрял на середине. Глянул вниз — мама родная! Грохнешься — костей не соберешь. Прижался я к ней. А она ползет из-под меня, скинуть хочет. Понимаешь, скала-то из песчаника. А он дождем и ветром изъеден. Тронешь — в руке рассыпается. Ухватиться не за что. Так и скатываюсь. А ниже меня, немного в стороне, такой твердый с виду выступ. Так и соблазняет: прыгни, уцепись за меня. Не знаю, что меня удержало. Но вдавился я в склон, пальцы до крови ободрал, успокоился и спустился потихонечку вниз. Да, когда поравнялся с тем выступом, тронул его. Он и посыпался, как песок. Да ладно ты… — Петрович хлопнул Бориса по плечу. — У меня переночуешь?
— Нет, пожалуй, я пойду.
— Смотри, а то постелю.
— Спасибо. Я пойду.
— Ну смотри, тебе видней, — Петрович крепко сжал его ладонь. — Хочешь, летом вместе махнем в горы?
Борис попытался улыбнуться.
— Ладно, Петрович, махнем…
Борис поднялся с земли, отряхнул куртку. Брюки на коленях намокли, и он пальцами попытался поправить стрелки. Потом пригладил волосы, взглянул по сторонам. В этот предпиковый час на улице было еще пусто. Тучи опять затянули небо, и пошел дождь. Борис натянул капюшон. «В конце концов, имею я право повидать друга, — подумал он. — А то из-за этой дачи встречаемся раз в год».
Он нажал кнопку. За дверью, обитой черным дерматином, приглушенно засвистел соловей. Борис прислушался. Говорило радио. Он нажал еще раз. Хлопнула дверь подъезда, и загудел лифт. Борис отошел от двери на лестничную площадку. Капли воды стекали с куртки и падали на бетонный пол. Открылся лифт, и оттуда вышла жена Петровича.
— А, Боря, здравствуй, — сказала она. — Совсем забыл нас.
— Здравствуй, Алла! Дай, помогу. — Он взял сумку. — Все некогда было. А Петрович?
— Петрович в командировке. Замотали мужичонка. Да ты проходи, — женщина открыла дверь.
— Ах черт, — Борис нерешительно остановился. — Я, пожалуй, пойду, Петровичу привет.