Под покровом небес

Русскому писателю Владимиру Крупину, который своим произведением «Китайский мандарин» подвиг к написанию этого рассказа

В тот апрельский день я проснулся как обычно в семь часов. И все было как обычно — новизна переезда в Москву из далекой Сибири за восемь месяцев уже улетучилась — начинался новый день с повседневной суетой, учебой на Высших литературных курсах и работой юристом в Союзе писателей.

Необычность утру придавало настроение, с которым я проснулся, а торжественно-приподнятое настроение было следствием сна: необычного, яркого, как наяву. Мне приснился Храм: огромный, красивый, с куполами, с крестами, плывущий по воздуху! И голос торжественно-радостный звучал то ли у меня в голове, то ли во всей Вселенной: «Богоявленский Кафедральный собор! Богоявленский Кафедральный собор! Богоявленский Кафедральный собор!»

Встав с кровати на холодный бетонный пол — комната располагалась над аркой, над проездом с улицы во двор дома, я посмотрел в маленькое квадратное окошко — так реалистичен был сон, но парящего над землей Храма не увидел. По приставной фанерной лестнице из двух ступенек я сбежал в большую комнату, подхватил под мышки пятилетнего сына, чмокнул в теплую щечку, легонько прижал к себе, невольно вдохнул родной вкусный запах, бережно опустил его на пол.

— Одевайся, сынок, — и подхватил еще полусонную годовалую дочку. Она прижалась всем тельцем и положила голову мне на плечо, досыпая. Я подошел к большому окну и опять посмотрел на улицу: голые, еще без листвы, деревья высотой почти с пятиэтажный дом; небо с плывущими в городской спешке серыми облаками; отчетливей услышал жужжащий гул автомобилей с трассы Москва — Санкт Петербург; но Храма опять не увидел.

Из кухни выглянула жена:

— Сам проснулся? А то хотела уже будить… Яичница готова, чай подогрей, если остыл. — Жена у меня ярко выраженный жаворонок — встала раньше всех.

— Слушай, такой сон мне приснился. — Жена немного напряглась: она знала, что некоторые мои сны сбываются. — Храм! Богоявленский собор! Плыл прямо по воздуху.

Жена облегченно выдохнула:

— Ты в нем бывал?

— В том-то и дело, что нет. Голос сказал. — Мой ответ прозвучал как-то нелепо — мелькнуло воспоминание о том, как студентами юридического института по обзорному курсу судебной психиатрии мы посещали психиатрическую клинику.

— Чей голос? — спросила жена.

— Не знаю. Может, Божий, — неуверенно ответил я.

Жена улыбнулась, но комментировать ответ не стала…

Выйдя из подъезда панельно-серой пятиэтажки, я быстрым шагом направился в детский сад. Сын, которого я держал за ручку, не успевал за мной, перешел с шага на бег. Я пошел медленнее. Сын, глядя на меня снизу вверх, стал рассказывать про мальчика из группы:

— Ты знаешь, папа, Дима Гусев как прыгнет через лужу. А лужа такая большая, огромная просто…

— И что? — спросил я.

— А еще, он как прыгнет через скамейку!

— Прямо вот такую? — я кивнул в сторону подъезда, мимо которого мы проходили.

Сын посмотрел на скамейку, оценивая своим глазомером:

— Нет, такую маленькую, у нас в садике.

— А читать он умеет? — спросил я.

Сын замолчал.

— Вот! А ты умеешь. И потом, я тебя люблю, а не Диму Гусева, — улыбнулся я.

Через открытую калитку мы вошли на территорию детского сада, прошли по заасфальтированному тротуару, поднялись по лестнице. Навстречу из двери выскочила спешащая на работу чья-то мама. Пропустив ее, мы вошли внутрь здания, подошли к шкафчикам для раздевания: я помог сыну раздеться, повесил в шкафчик курточку, теплые непромокаемые штаны на лямках, положил ботинки, помог застегнуть сандалии.

— Ну, до вечера?

— Пока. — Сын поднял, прощаясь, руку и ушел в группу.

Выдержка моя кончилась, и я почти бегом промчался по дворам пятиэтажек, перебежал через Юбилейный проспект на противоположную сторону, где была автобусная остановка. Подъехал автобус, идущий по маршруту: «Химки — Речной вокзал». Он был переполнен, но надо было ехать, и я втиснулся внутрь…