«Скорая помощь» рванула с места. Завыла сирена, и, разрывая черноту наступающей ночи, вспыхнула мигалка. Официантка медленно сделала несколько шагов вслед за машиной. Резкий порыв ветра обдал ее мелкой дождевой пылью. От этого же порыва полузатопленная лодка отцепилась от буя и поплыла по течению все дальше от берега в холодную ночь. На старинной башне забили куранты, а на лоджию девятиэтажного дома вышла пожилая женщина. Она посмотрела в моросящую темноту и тяжело вздохнула: где он бродит в такую погоду?
Через три года рухнула Советская империя.
Борис разыскал девушку по имени Света и женился на ней.
А еще через два года он стал одним из самых богатых и влиятельных людей в городе, создав крупнейший в области агрохолдинг, но дачу так и не достроил, потому что такие самодельные строения-клетушки из полкирпича остались в прошлом. Как, впрочем, и всесильные при Советах чиновники-бумагоперекладыватели. Вот только в прошлом ли?..
Аллилуйя
Светлане
Первый раз я очнулся от страха, потому что мне приснился кошмар: я сидел на крашеном паркетном полу в кругу своих родственников, которые вызывали дух покойника. Пол подо мной закачался, начал вздыматься волнами и расползаться, образуя черные бездонные трещины, похожие на рассохшуюся почву в пустыне. И когда показалась крышка гроба с сопревшей и свисающей лохмотьями красной материей, я вдруг проснулся. Я лежал на спине, подушка сбилась и оказалась под лопатками, а голова была запрокинута назад. От этой неудобной позы в груди все затекло, и я с трудом сделал вдох. Потом медленно повернулся на бок, подумав, что кошмары всегда снятся, если сплю на спине, закинул руку за спину и кое-как, будто подушка весила тонну, передвинул ее под голову. Рукой пошарил одеяло и наткнулся на что-то теплое. Приподняв голову, я увидел ее. Это была моя жена. Она была моей женой целых десять дней, но я подумал, что еще совсем не знаю ее, и решил посмотреть на лицо — кто-то мне говорил, что у спящего на лице написано, какой он человек: добрый или злой, веселый или грустный… И я посмотрел… Лицо было незнакомым. Я опустил голову на подушку и начал засыпать. В груди жгло. Правда, не так чтобы уж очень. А в голове…
А в голове словно колокол звенит и поет кто-то красиво и необычно:
— Аллилуйя… Аллилуйя… Аллилуйя…
И начинается опять сон. Да не сон, а воспоминания это. И совсем недавние — десятидневной давности…
Разряженная цветными лентами с золотыми кольцами на капоте черная с никелировкой «Чайка»; я — во всем новеньком импортном, купленном по талону для новобрачных, и прическа сделана в самой престижной парикмахерской при гостинице «Октябрь», и, главное, невеста — совсем молода и красива — невесты ведь все красивы, и платье ей к лицу, и венок, к которому прикреплена вышитая цветами фата, и цветы, которые у нее в руках: красные на белом фоне платья, кожи, снега, церкви. А в церкви светло и празднично от ярких красок и позолоты окладов и одеяний священников, от хора, поющего «Аллилуйя», и от улыбки молодого дьячка, который заставляет сделать глоток побольше церковного вина — кагора. И во рту у меня начинает чуть-чуть жечь, и этот огонь льется внутрь меня, потому что я совершенно не пью спиртного и оттого сразу пьянею и начинаю блаженно улыбаться, держа одной рукой венчающуюся со мной юную девушку, а другой — капающую на темно-красную ковровую дорожку толстую горящую свечу. Потом молодой священник, взяв наши руки, ведет за собой, распевая молитву, глаза слепят фотовспышки, а мою голову тянет назад мой свидетель. Вообще-то он парень неплохой, пишет стихи, но ростом пониже меня, и вместо того, чтобы держать венец над головой, он надел его мне на голову, уцепился за него и тянет назад. Я чуть наклоняю голову вперед и, как впряженный вол, тяну его за собой. Венец начинает все больнее давить на голову, и я просыпаюсь…