Под северным небом. Элегии, стансы, сонеты

Морская волна.

Чайка взлетает к нависнувшим тучам,

Чайка умчится в далекие страны,—

Куда и зачем, вряд ли знает сама,—

Но снова, как странник,

Уставший бродить в бесприютных краях,

Прилетит она к синей родимой волне,

Прильнет к ней своей белоснежною грудью,—

И Солнце смеется, взирая на них,

И шлет им лучистые ласки

Так и я, разлучившись с тобой,

О, мой друг бесконечно любимый,

Был сердцем с тобой неразлучен,

Я баюкал твой ласковый образ в своей трепетавшей

                                           груди,

Вдыхая морской освежительный воздух,

Качаясь на сине-зеленых волнах,

Ввиду берегов Скандинавии.

«Есть красота в постоянстве страдания…»

Есть красота в постоянстве страдания

И в неизменности скорбной мечты

Знойного яркого Солнца сияние,

Пышной Весны молодые черты

В сердце не так вызывают сознание

Ласки больной, неземной красоты,

Как замка седые руины,

                     печальной Луны трепетание,

Застенчивых сумерек скорбь,

                     или осени грустной листы.

КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ

Липы душистой цветы распускаются…

    Спи, моя радость, усни!

Ночь нас окутает ласковым сумраком,

В небе далеком зажгутся огни,

Ветер о чем-то зашепчет таинственно,

И позабудем мы прошлые дни,

И позабудем мы муку грядущую…

    Спи, моя радость, усни!

Бедный ребенок, больной и застенчивый,

Мало на горькую долю твою

Выпало радости, много страдания.

Как наклоняется нежно к ручью

Ива плакучая, ива печальная,

Так заглянула ты в душу мою,

Ищешь ответа в ней… Спи! Колыбельную

    Я тебе песню спою!

О, моя ласточка, о, моя деточка,

В мире холодном с тобой мы одни,

Радость и горе разделим мы поровну,

Крепче к надежному сердцу прильни,

Мы не изменимся, мы не расстанемся,

Будем мы вместе и ночи и дни.

Вместе с тобою навек успокоимся…

    Спи, моя радость, усни!

ПЕСНЬ ЮДИФИ

ИЗ БИБЛИИ

   Пусть кимвалы поют,

   Пусть тимпаны звучат,

   Богу Нашему гимн,

   Стройный гимн возгласят.

Пойте священные песни

В честь Вседержителя-Бога,

Он за народ Свой смиренный

Поднял десницу Свою.

   С северных гор, из далекой земли,

   Полчища вражьи Ассура пришли,

   Как саранча, не десятки, а тьмы,

   Конница их заняла все холмы.

Враг грозил, что пределы мои он сожжет,

Что мечом моих юношей он истребит,

И о камень младенцев моих разобьет.

   И расхитит детей,

   И пленит дочерей,

   Дев прекрасных пленит.

Но Господь-Вседержитель рукою жены

Низложил всех врагов Иудейской страны.

Не от юношей пал Олоферн-великан,

Не рукою своей с ним сражался титан.

Но Юдифь красотою лица своего

   Погубила его.

   Громче звените, кимвалы,

   Пойте звучнее, тимпаны,

   Господу Нашему Богу

   Песнь вознесем до Небес.

АВГУСТ

СОНЕТ

Как ясен Август, нежный и спокойный,

Сознавший мимолетность красоты

Позолотив древесные листы,

Он чувства заключил в порядок стройный.

В нем кажется ошибкой полдень знойный,

С ним больше сродны грустные мечты,

Прохлада, прелесть тихой простоты

И отдыха от жизни беспокойной.

В последний раз, пред острием серпа,

Красуются колосья наливные,

Взамен цветов везде плоды земные.

Отраден вид тяжелого снопа,

А в небе журавлей летит толпа,

И криком шлет «прости» в места родные.

«О, птичка нежная, ты не поймешь меня…»

Марусе С***

О, птичка нежная, ты не поймешь меня,

Пока в твоих глазах сверкает утро Мая

Твой голос чуть дрожит, как серебро звеня,

С улыбкой на тебя взирает мать родная.

О, птичка нежная, ты не поймешь меня!

Везде нас ждет печаль Мрачна юдоль земная

Мне страшно за тебя Я плачу Я скорблю

Из темного угла, твоим словам внимая,

Смотрю я на тебя и Господа молю —

Пусть будет для нее легка стезя земная!

Увы, и предо мной блистали краски дня

Мой день давно погас. Со мною тьма ночная

И я когда-то пел, чужую скорбь гоня,

Когда-то и ко мне склонялась мать родная…

О, птичка нежная, ты не поймешь меня!

ПАМЯТИ И С. ТУРГЕНЕВА[1]

Уходят дни И вот уж десять лет

Прошло с тех пор, как смерть к тебе склонилась.

Но смерти для твоих созданий нет,

Толпа твоих видений, о, поэт,

Бессмертием навеки озарилась.

В немом гробу ты спишь глубоким сном

Родной страны суровые метели

Рыдают скорбно в сумраке ночном,

Баюкают тебя в твоей постели,

И шепчут о блаженстве неземном.

Ты заслужил его Во тьме невзгоды,

Когда, под тяжким гнетом, край родной,

Томясь напрасной жаждою свободы,

Переживал мучительные годы,

Ты был исполнен думою одной: -

Кумир неволи сбросит с пьедестала,

Живой волной ударит в берега,

Сломить ту силу, что умы сковала, -

И ты поклялся клятвой Ганнибала,

Жить лишь затем, чтоб растоптать врага.

И ты спустился в темные пучины

Народной жизни, горькой и простой,

Пленяющей печальной красотой,

И подсмотрел цветы средь грязной тины,

Средь грубости—любви порыв святой.

И слился ты с той светлою плеядой,

Пред чьим огнем рассеялася тьма,

Пред чьим теплом растаяла зима;

Нахлынули борцы живой громадой,—

И пала крепостничества тюрьма.

Но в этот миг, зиждительный и чудный,

Ты не хотел душою отдохнуть,

Святым огнем твоя горела грудь,

И вот опять — далекий, многотрудный,

Перед тобой открылся новый путь.

Дворянских гнезд заветные аллеи.

Забытый сад. Полузаросший пруд.

Как хорошо, как все знакомо тут!

Сирень, и резеда, и эпомеи,

И георгины гордые цветут.

Затмилась ночь. Чуть слышен листьев ропот.

За рощей чуть горит Луны эмаль.