Под стягом Святослава

— О-о мудрый коназ Ядре, — пропел хазарин подобострастно. — Каган-беки Асмид, — он даже не повеличал перед иноземцем своего владыку, — зовет тебя для разговора.

Воевода Ядрей привык во всех делах своих предугадывать события. Он подумал, что столь резкая перемена в поведении врагов прямо связана с победой Святослава над войском кагана. Подумал и намотал на ус. Когда заложник шел через дворы Саркела, все хазары почтительно или со страхом отводили глаза в сторону. Многие кланялись. Это удивило Ядрея и заставило усомниться в правильности своего предположения. И за время пути к восточной угловой башне и на крутых ступенях ее воевода стремительно соображал, что бы все это значило. И только в узком коридоре верхнего этажа он понял, в чем дело: при виде его воины-тургуды — телохранители кагана! — и простые богатуры старались вжаться в каменные стены, чтобы избежать прикосновения страшного колдуна, закрывали глаза, шептали заклятия:

— Ур-рыс шаман! Красный джинн! Иблис! — И в зависимости от того, какую веру исповедовал хазарин, он призывал в защитники Тенгри-хана, адоная, аллаха или Иисуса Христа.

Однако сам каган-беки не разделял мнения своих подданных, или это мнение просто-напросто не дошло до его ушей. Встретил он заложника строго.

— Утро наступило, коназ Ядре! — заявил Асмид без обиняков, минуя приветствия. — Я хочу знать твое слово. Говори! И думай о том, что язык твой — твоя жизнь или смерть!

— Что ж ты хочешь от меня, хакан-бек? — спросил воевода с той усмешкой, которой страшились его друзья и враги.

— Как, ты забыл наш вчерашний разговор?! — вскипятился степной властелин.

— A-а, вчерашний. Так то ж вчера было!

— Какая разница?

— Так ты вчерась над тьмой-тьмущей воев стоял, а нонче у тя их и трех тысяч не наберется. Отселева и речь иная.

Беки стояли поодаль, опустив глаза. Только Амурат- хан сердито смотрел на ненавистного толстяка-уруса, такого смешного и нестрашного с виду…

— Помоги мне выбраться из Саркела, и я озолочу тебя! Таково было мое предложение, — вынужден был напомнить каган-беки.

— Не-э. Теперь я на то не согласный.

— Тогда ты умрешь!

— Все к тому придем, — равнодушно ответил Ядрей. — Я нынче помру, а ты завтра! Только знай, хакан-бек, Святослав-князь с живого кожу с тебя сдерет, коль я погибну по твоей воле.

— Меня еще победить надо! — криво усмехнулся Асмид, хотя лицо его посерело от страха. — Сто тридцать лет стоит Саркел, и за это время ни один чужестранный воин не ступил в его ворота! Чем Святосляб счастливее других?

— Святослав — бог битвы! — гордо выпрямился русский воевода. — Недолго устоит твердь твоя, коль великий князь захотел сокрушить ее!

Каган-беки Асмид презрительно скривил полные губы, отвернулся, задумался надолго…

Амурат-хан едва сдерживал себя от ярости и порывался внезапно вырвать меч и поразить ненавистного уруса. Но хотя он и был твердо уверен в благосклонности к нему кагана, вчерашняя расправа со стражниками все же сдерживала благородный порыв бека.

Остальные ханы молчали, и было видно, что слова предупреждения, высказанные заложником, не минули их ушей…

Наконец каган-беки очнулся от дум:

— Я понимаю, днем выбраться из Саркела незамеченным невозможно: реку и канал стерегут ладьи урусов. Уйти отсюда можно только ночью. У тебя, коназ Ядре, есть еще время обдумать мое предложение. — Асмид пытливо глянул в глаза заложника. — Но как только темнота опустится на землю, твой язык должен будет сказать: да! Если же с него не слетит слово благоразумия, тогда голова твоя слетит с плеч! Эй, отведите его в зиндан[92]. Во мраке подземелья голову упрямого скорее посетят светлые мысли!

Те же воины, что сторожили Ядрея в юрте, отвели заложника в башню и в корзине опустили в каменный мешок. Все четверо вздохнули облегченно, когда железная створка люка с колокольным громом захлопнулась за страшным урус-шаманом. Они позвали муфтия[93] и попросили его наложить на подземелье заклятие аллаха. Когда мулла сделал это, стражи совсем успокоились…

К полудню воинов сменила другая четверка. Эти уселись в кружок на каменном полу и с азартом предались игре в кости. А первые сторожа разнесли по крепости весть:

— Коназ-джинн сидит в западне, а над ним, помимо железной крышки, давлеет еще и заклятие аллаха, всемогущего и карающего!

Мусульмане повеселели, а язычникам стало еще тревожнее.

— Только Тенгри-хан, давний и истинный бог хазар, может удержать колдуна взаперти. То ли еще будет?! — предрекали огнепоклонники.

Весь день четверо первых стражников наблюдали с башни за погребальным обрядом урусов на другом берегу и радовались:

— Ой-да! Много богатуров потерял каган Святосляб в ночной битве! Значит, Саркела ему не взять. С нами могучий. И если не к нам, то к нему на выручку через несколько дней слетятся тумены хазарских богатуров!

— Слава кагану-беки, могучему и непобедимому! — вопили воины, ликуя над русской бедой и не замечая, как вниз по реке плыли тысячи трупов их павших товарищей.

Асмид слушал эти возгласы и все больше утверждался в мысли, что Саркел урусам не взять…