Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

По сути, на кону стоял вопрос о природе университета. Если его основателем является папа, а сам университет характеризуется как церковная корпорация, то решение Святого престола никак не может быть оспорено. Если же университет основан королем и является корпорацией светской или смешанной (подобно тому, как парламент состоял из советников-мирян и советников-клириков), то постановления папы относительно прав собственности (в том числе и права светского патроната над церковью) не имеют законной силы. Вопрос о происхождении университета переносился в практическую плоскость.

В Парламенте сторону Амильтона представлял адвокат Луи Сервен, а сторону Тенрие — Антуан Луазель. Забегая вперед, можно сказать, что судьи в итоге склонились на сторону шотландского теолога, причем, по всей видимости, решающую роль сыграл не столько ответ на вопрос о происхождении университета, сколько выявленные процедурные нарушения, допущенные при резигнации. Однако дело получило резонанс именно как «триумф университета». Речь Луи Сервена на этом процессе, а также его ответ («Реплика») Антуану Луазелю были опубликованы сразу же, в 1586 году[228]. В том же году вышел сборник латинских похвальных речей и стихов в честь участников процесса — судей Барнабе Бриссона и Ашиля Арле, а также адвоката Сервена, написанных университетскими докторами (прежде всего самим Амильтоном), а также представителями ведущих парижских университетских коллегий, прославлявших победу университета[229]. Позже эти выступления несколько раз включались в сборники избранных речей Сервена. Но и Антуан Луазель опубликовал извлечение из своей судебной речи, дав ему характерное заглавие: «О Парижском университете и о том, что он является более церковным, чем светским»

[230]; позже этот текст включался в его избранные труды[231].

Процесс запомнился как тем, кто интересовался историей университетов (о чем будет сказано ниже), так и ученым-юристам. О нем говорили правоведы, специализирующиеся на судебных постановлениях («арестографы»). Жан Шеню включил речи Луазеля и Сервена (хотя и без его ответной «Реплики») в число избранной сотни «важных и любопытных вопросов права, разрешенных памятными постановлениями суверенных судов Франции, часть из коих была произнесена в красных мантиях»[232]. Еще ранее, в 1596 году, об этом процессе упоминалось в издании Луи Шаронда Ле Карона[233]

. Сведения о нем приводились также в сборниках Жана Турне[234] и Клода де Ферье[235].

Прежде чем приступить к анализу речей наших адвокатов, надо обратить внимание на существенное различие имеющихся в нашем распоряжении источников. Сервен полностью опубликовал содержание своей судебной речи (Playdoyé) и ответа (Replique), Луазель же издал лишь извлечение (Exctraict) из своей речи, по объему уступающее текстам Сервена почти в четыре раза и посвященное практически одному вопросу — происхождению и природе университетской корпорации. Тексты Сервена изобилуют повторами и затрагивают много аспектов: прославление своего клиента — шотландца, перечисление заслуг его соотечественников перед Францией, описание ошибок и злоупотреблений, допущенных при резигнации Тенрие и Версориса, экскурсы в область бенефициального права и проч. Из пассажей Сервена, пытавшегося опровергнуть те или иные тезисы своего оппонента, становится ясно, что и Луазель, в свою очередь, атаковал противника сразу по многим направлениям. Однако он решил не упоминать их в своем «Извлечении», сконцентрировав внимание читателей на аргументах исторического характера.

«Речь» Сервена

После слов похвалы ректору и заверений в сыновней почтительности к университету Сервен в своей «Речи» кратко излагает суть дела. Когда 25 августа 1585 года скончался предыдущий кюре церкви Сен-Ком-э-Сен-Дамиан, уже на следующий день германская нация[236], которой выпала тогда очередь занимать вакантные бенефиции, собралась в зале обители Сен-Матюрен[237], и прокурор нации назвал ректору имя Жана Амильтона для поставления его на приход. Ректор представил Амильтона архидиакону Жозаса[238]

, и 29 августа викарий парижского епископа произвел его интронизацию. Но этому воспротивился Пьер Тенрие[239].

Сервен перечислил достоинства своего клиента Амильтона, прекрасно знавшего не только латынь, но и французский и снискавшего честь быть наставником будущих кардиналов Бурбона[240] и Жуайёза. Он напомнил, что Амильтон был рукоположен в 1581 году в Париже епископом Глазго[241], главой шотландских католиков в изгнании, затем воспел «общеизвестную святость шотландской нации». Адвокат дал пространный исторический экскурс, посвященный заслугам шотландцев перед французской короной — от ученых Алкуина, Иоанна Скотта и других, кто прибыл по призыву Карла Великого и его преемников нести во Францию свет образованности, до военной помощи шотландцев в войнах против Англии, подкрепленной династическими союзами.