Осенью 1936 года к нам на занятия[433]
был приглашен профессор С. Н. Дурылин для прочтения лекции о русской литературе. Так произошло наше знакомство с Сергеем Николаевичем. Среднего роста, немного тучный, с седеющей «чеховской» бородкой, в очках, он походил, по нашим понятиям, более на сказочника, чем на ученого. Он будто вязал вологодские кружева — красивые и доходчивые. Слушали его с большим интересом. Да и слушатели были не совсем обычные: слесари, токари, учащиеся средних школ. Он нас околдовал. Лекция кончилась, а мы все сидели и не расходились, будто ожидая ее продолжения.— Теперь, дорогие, очередь за вами, — сказал он, садясь в кресло, специально принесенное нами для него из другого помещения клуба. Все молчали.
— Я же слышал, что некоторые из вас пишут стихи, рассказы. Почему бы мне теперь не послушать и ваше творчество? Не стесняйтесь, я такой же, как и вы.
Никто не решался выступить первым. Наконец я расхрабрился и прочитал маленькое стихотворение «Осенняя картинка». <…>
Стихотворение ему понравилось. Он меня похвалил. Потом за мной выступили со своими стихами еще несколько товарищей. Сергей Николаевич остался доволен этой встречей и пообещал, если позволит время, приехать к нам еще. Мы сердечно с ним распрощались. Но остался у меня в памяти и этот прищуренный взгляд, и неправильный выговор буквы «р» <…> и что-то неуловимое, необычное, чего я не замечал у других. Это была духовная доброта. Его тянуло к простому народу. Он очень охотно выступал в рабочих аудиториях, клубах, домах отдыха и даже общежитиях. И всегда бесплатно. Как-то на одном из последующих занятий, где он читал лекцию о Лермонтове, я стал задавать ему вопросы. Он отнесся к ним серьезно, потом сказал: «Я сейчас пишу книгу „Как работал М. Ю. Лермонтов“, приезжайте ко мне в Болшево, я подробно вас ознакомлю с его творчеством».
Я воспользовался этим приглашением и в 1937 году впервые приехал к нему. Нашел еще не совсем достроенную его дачу невдалеке от церкви, в то время в глухом месте. С этого времени у нас с ним завязалась дружба, хотя он мне по возрасту годился в отцы. Я стал часто бывать у него. Он интересовался, кто мои родители, живы ли они, чем занимались, помню ли я своих бабку и деда по линии отца и матери. <…> Потом он перевел разговор. Стал рассказывать о своей юности. Я внимательно слушал, а впоследствии записал его рассказ по памяти. О себе Сергей Николаевич сообщил, что учился в московской 4-й гимназии. Это был бывший университетский благородный пансион, где на золотой доске красовалась фамилия Жуковского и где учились М. Ю. Лермонтов и несколько декабристов. Судьба к нему была благосклонна, среди преподавателей он встретил двух замечательных людей. Один — старик Преображенский, автор Этимологического словаря русского языка, который отнесся к первым его попыткам писать очень вдумчиво, другой — учитель чистописания и рисования Артемов. Артем, по мнению Чехова, лучший актер Художественного театра. И вот от этих двух людей, говорил Дурылин, идут две основные линии его жизни, две души — театр и литература. Он был знаком с людьми, которые лично знали Пушкина и Гоголя, имел счастье знать Л. Н. Толстого. <…> Далее Сергей Николаевич рассказывал: «У Артема я встречался с Чеховым, с Короленко переписывался. А рядом был великий Малый театр. Я не могу не чувствовать особой, глубокой благодарности к Малому театру». <…>