Читаем Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах полностью

— Это верно, — ответил он, — это неизбежная необходимость. Только жалко, что она противоречит гуманным принципам. <…>

Подобные вопросы возникали не однажды. Ему хочется понять, как во мне уживаются два таких различных, казалось бы, несовместимых творческих начала. И однажды он подытожил:

— Это ведь в тебе, как бы в миниатюре, живут Гомер и Архимед. Такое сочетание очень редкое. И все же я радуюсь за тебя. Хорошо, что ты живешь богатой духовной и творческой жизнью. Желаю тебе успехов. <…>

Я и не думал, и не мог предположить, что мне в жизни выпадет быть лично знакомым с одним из секретарей Льва Николаевича — Н. Н. Гусевым. Это случилось <…> в Болшеве, в доме профессора С. Н. Дурылина. Я увидел пожилого человека, скромно одетого, сидящего на веранде за круглым столом. Ирина Алексеевна суетилась у самовара, а Сергей Николаевич беседовал с Н. Н. Гусевым. Разговор шел о литературе. Сергей Николаевич вспоминал о своей встрече с Л. Н. Толстым, о том, какое огромное впечатление произвел на него этот сказочный старец, как во всем у него проглядывала житейская мудрость. <…> Я с большим интересом слушал их беседу. <…> Они были знакомы и дружили долгие годы. Еще после разгрома революции 1905 года Сергей Николаевич написал Н. Н. Гусеву стихотворение «Грустные дни»:

Если тебе и тоскливо и больно,Если ты в скорби своей одинок,Если из глаз твоих слезы невольноЛьются, как вешний поток, —
К людям ты с скорбью своей не ходи,Много у них неутешных скорбей!В поле, где рожь колосится, уйдиС тяжкою думой своей.Там отдохнешь на просторе и воле.Есть где и плакать, и есть где рыдать.Сильный и бодрый без тягостной болиК людям вернешься опять.
Даст тебе силу и бодрость Христос.К людям ты с доброю вестью ступай,Людям не надо сомнений и слез,Людям любовь твою дай.Дай им надежду на трудном пути,Полном сомнений и горя, и слез,К вечной немеркнувшей правде прийти,К правде, что дал нам Христос.

При следующем посещении Дурылина я встретился у него с академиком Н. К. Гудзием. <…> С Николаем Каллиниковичем я виделся только один раз. <…>

Меня все больше волновали вопросы человеческой личности с философских позиций. Как-то придя к нему и, к счастью, не застав у него никого, я затронул тему, которая меня волновала. <…> Я ему изложил как мог свои взгляды на существо вопроса. <…> Он терпеливо слушал и не перебивал. И только когда я кончил, он сказал:

— Немного наивно, но в целом логично. Я не материалист. Я больше гегельянец. Я нахожу, что кроме материи есть «дух», который руководит моралью, то есть что-то, чего мы постичь не можем. Религия основана на этом, но она впитала в себя основу «духа» как высшее, духовность, как что-то такое, от чего человек должен отталкиваться в своем сознании. Я бы разделил материальность и духовность. По-моему, в одном — наше спасение, в другом — наша гибель.

— Вы считаете, что цивилизация приносит гибель?

— Не совсем так. У нас есть примеры истории, когда человек достигал значительного прогресса в своей истории, а в конечном итоге приходило разрушение, гибли духовные ценности, пример: древний Китай, Индия, Эллада, Рим. Губили всё социальные структуры. Без высоко организованной духовности не может быть движения вперед!

— Но ведь в Греции и Риме духовность была на высоком уровне?

— Да, все это так, но погубило ее социальное устройство. С нашей культурой происходит примерно то же.

Тут беседу прервало посещение нового для меня гостя. Пришел Петр Петрович Перцов, в прошлом издатель. Это был человек преклонного возраста, с совершенно седой головой, но держался бодро. <…> Я понял из разговора, что их знакомство длится уже свыше 50 лет. Как и во многих знакомых Дурылина, в Перцове явно просматривалось доброе сердце. <…> Он знал многих людей, имена которых мы сейчас произносим с уважением. <…> Он приехал, как мне показалось, с самым дорогим для него — воспоминаниями юности, от которой остался у него пожелтевший листок бумаги со стихами, где хранилась частица его богатой души. Чтобы передать стихи, он шел от станции Болшево до дома Дурылина целый час, а всего от станции до дома один километр. Действительно, «старость — не радость». <…>


С. Н. Дурылину

с воспоминаниями о прошлом. 1935 г.


Миновало

Старинные аллеи,Старинный барский дом,Угасшей жизнью вея,Мне шепчут о былом…<…>
Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары