Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах

В этот час, когда я пишу эти строки, вы все собрались около вашего незабвенного отца для молитвы за упокой его души, в памяти сердца о нем, в горести тяжкой утраты. Я, к горю моему, в этот час, м.б., даже в эти дни не могу быть с вами и с вашей мамой и со всеми близкими, плачущими о новопреставленном Александре.

И в этот час я, как старый ваш учитель, как друг ваш и ваших детей, как друг вашего отца и матери, хочу сказать вам всего три слова — но каких! О ком еще я мог бы, смел бы сказать их?!

Ваш отец был праведник.

«Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят».

Это сказано о таких, как он. Можно не верить этим словам, как верю им я, как верил им ваш отец. Но вот другие слова: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю». Это сказано о вашем отце и ему подобных (о, как их мало в жизни нашей!). Проверьте эти слова на примере жизни вашего отца и всей вашей семьи. Ваш отец был воистину кроток сердцем, не способен ни на какое зло и насилие, ни на какую внешнюю борьбу со злыми и насильниками. А между тем все злые и насильники побеждались его кротостью…

А он, кроткий и тихий, дал покойное детство, юность, молодость вам — и если вы теперь все живете вместе, в том же доме, что и 30 лет назад, то это наследие его кротости, дар его чистоте сердца. Вы должны помнить всегда, что отец ваш был праведник. И лучшее, что вы можете дать вашим детям, это чтобы они знали это, чтили пример его праведной жизни и шли за дедушкой в путях правды, душевного мужества, соединенных с чистотой и кротостью.

Я земно кланяюсь его гробу, но глубоко убежден, что смерти, как небытия, для праведников, как он, нет, а есть жизнь в вечном свете, «ибо он сердцем, волей, мыслью, всем своим существом исповедовал веру и любовь в Того, Кому Имя „Свет Разума“, „Солнце Правды“…»

Это вы слышали в детстве на Рождестве. И вам в вашем отце дано счастье (и не отнимется оно никогда) видеть лицом к лицу, как просветляет человека это «Солнце Правды», давая в этом тихом человеке и его семье, и друзьям истинного праведника, правдой кротости и любви побеждавшего зло и насилие.

Вечная ему память в наших сердцах!

Сделайте все, чтобы в детях ваших жил образ их дедушки. Этим вы сделаете их счастливыми, что бы ни сулила им жизнь в грядущем.

Поклонитесь от меня вашему отцу, моему бесконечно любимому другу и учителю добра и правды. Царство емуНебесное, место покоя новопреставленному Александру.

Ваш С. Д.

Полуэктова Надежда Владимировна, урожденная Разевиг[439]

Вновь встретилась я с Сергеем Николаевичем, уже когда он поселился в Болшеве, когда по воскресеньям у него собиралось иногда так много всяких самых интересных и самых маленьких и простых людей, где все сидели вместе за большим круглым обеденным или чайным столом и где каждому было и большое внимание, и большое уважение, вне зависимости от общественного положения человека.

Сергей Николаевич любил людей, любил людей вообще и в частности, любил наблюдать и беседовать с самыми различными людьми, и это было основным свойством его большой души. И кого, кого только, бывало, у него ни встретишь! И как чутко относился он к людям! <…> И кому только он не помогал!

Ко мне лично Сергей Николаевич относился последние 15 лет своей жизни особенно дружески. Каждый раз, когда я бывала у них, он любил вспоминать и наш дом, и сад, и моих родителей (не говоря уж, конечно, о брате Воле, которого не только горячо любил, но и очень ценил как философа, говоря, что у него была своя философская теория), и няню, и даже наших кошек и собак, постоянно меняющихся за те долгие годы, когда он бывал в семье моего отца (помнил даже их имена и прозвища).

А как трогательно относился Сергей Николаевич ко мне, когда 4 года назад я тяжело заболела и не могла ходить: он все время писал мне, подбадривал меня, посылал деньги, присылал к праздникам в подарок чего-нибудь сладкого.

А когда вследствие полного моего одиночества и беспризорности, а также не поддающейся лечению болезни ног встал вопрос о помещении меня в Инвалидный дом или в больницу для неизлечимых, Сергей Николаевич, вернувшись из командировки в Киев и узнав об этом, очень встревожился и категорически запротестовал: писал, что при моей интеллигентности, моем духовном облике это невозможно, недопустимо <…>, чтобы я искала спешно человека для ухода за мной, что для этой цели он ежемесячно будет присылать мне деньги, но не допустит отправки меня в Инвалидный дом, чтобы я раз и навсегда выбросила такую мысль из головы.

Дорогой Сергей Николаевич! Какой большой и чистый это был человек! Какой чуткий и отзывчивый! Я точно потеряла любящего брата, когда его не стало.

Вот передо мной лежит около 3-х десятков его писем, полученных мною за последние 2 ½ года его жизни. И последнее его письмо, самое коротенькое из всех, написано им за 10 дней до его, в сущности, скоропостижной смерти, хотя он и много и длительно болел. Вот оно: