Под цикадным деревом

— Нет, нет, не переживай. Чистое любопытство. Я думал о твоем дедушке. Ты рассказывала, что последний ребенок родился у него в 1945 году, верно? Сам он родился в 1912 году. Значит, на момент войны он достиг призывного возраста. Но он не ушел на фронт, он был дома, когда родился Лоренцо, и когда родилась твоя мама, за два года до того, а Италия тогда уже вступила в войну. Почему?

— Потому что у него было много детей, которых нужно было кормить! — ответила я, пытаясь скрыть свой страх перед сомнениями, которые вот-вот должны были возникнуть.

— Но он не считался главой семьи. Твои бабушка и дедушка не позволили ему жениться на Бьянке, не так ли?

— Так.

— Выходит…

— Выходит что?

— Выходит, при всем уважении, тридцатитрехлетний, здоровый, способный служить мужчина отсиживался дома в переломный момент истории Италии двадцатого века.

Я потеряла дар речи. Как так? Мне не приходило это в голову. Эммануэль прочел на моем лице сомнение. Он наклонился ко мне и похлопал меня по руке.

— Прости, я не хотел оскорбить твоего дедушку, но в таком возрасте он вполне мог руководить партизанским отрядом, если не ушел на фронт.

Я пыталась собраться с мыслями.

— Уверена, на то были причины.

— Разумеется, были. Причины есть всегда. И как водится, лучшее, что можно сделать, раскапывая прошлое, — обратиться к первоисточнику. Твой дедушка еще жив, да?

Дон Армандо пожал мне руку у дверей прихода. Мне здесь были не рады после прошлой встречи с приходским священником, когда выяснилось, что бабушка и дедушка родили шестерых детей вне брака и что я тоже рождена во грехе.

— Я рад, что вы нашли, кого искали, синьорина Флавиани, — сказал молодой священник. — Видите? Результат поисков стал неожиданностью, но приятной. Я советовал вам не сдаваться. Не сдавайтесь и в будущем. История не жалует смиренных.

Уже половина шестого. Нужно бежать, иначе Джада меня прикончит. У нас осталось не так много времени, чтобы погулять по городу до отбытия последнего поезда.

Вот и собор. Я прислонилась к стене красивого кремового оттенка, чтобы перевести дух. К счастью, Джада еще не подошла. Мне представится прекрасный шанс пожурить ее за непунктуальность — сущее наслаждение.

Сбоку от массивной темной деревянной двери я приметила нечто вроде кирпичной скамейки или приступочки. Идеально, присяду и подожду Джаду здесь.

В сумке зазвонил мобильный телефон.

— Алло?

— Чечилия, ты где?

— Я у собора.

— Я тоже у собора. Как раз вошла в него. Не заметила тебя у входа и решила, что ты внутри.

Я бросила взгляд на дверь.

— Как ты зашла? Собор еще не открыли для посетителей.

— Это еще как?

— Не знаю!

Я огляделась вокруг, но Джады нигде не увидела.

В двадцати метрах от меня шел молодой человек со шлемом под мышкой. Синьора лет пятидесяти стояла у окна одного из соседних домов. Больше никого.

— Джада, а как выглядит твой собор?

Пауза. Кажется, Джада куда-то зашагала.

— Он высокий, белый… обычный собор, чего тут описывать!

Я встала на ноги и посмотрела на Новый собор. Моя жизнерадостная подруга не учла, что в Брешии два собора. Держа телефон у уха, я подняла руку и помахала.

— Видишь меня? Слева от тебя!

Джада обернулась, разглядела меня и положила трубку.

А когда Джада сунула телефон в сумку и пошла в мою сторону, я увидела их. Рука, державшая мобильный, обмякла и, будто отнявшись, повисла вдоль тела.

Джада тоже заметила их и застыла посреди тротуара.

Почему они мне не сказали? Почему?

Из-за статуи Минервы, установленной напротив Старого собора, выбежала Анжела, за ней шли Лара и Лука. Он катил пустую коляску. Лара рылась в сумке, где носила мелочи для Анжелы. Она вытащила серо-фиолетовую кофту и протянула ее Луке.

Перед глазами все поплыло.

— Картофелинка моя, иди ко мне, — позвал Лука малышку и присел, чтобы застегнуть молнию на кофте. В этот момент мы встретились взглядами. Он поднялся на ноги.

Лара стояла ко мне спиной. Она увидела выражение лица Луки и обернулась.

Я зашагала прочь.

— Это не он.

Мама положила на стол листок с логотипом лаборатории, где мы сдавали анализы.

Мы сидели на кухне в Вероне, готовили на заказ лазанью, когда почтальон позвонил в дверь и попросил поставить подпись о получении.

На белом листе четко значилось несколько слов: между генетическими профилями A (мамин) и B (Роберто) совпадений не найдено.

— Вдруг они перепутали анализы… Давай сдадим еще раз, — умоляла я, стоя на раскаленной кухне.

Мама отложила листок и подошла к раковине. Отдернула занавеску у окна, выходящего в сад; так же она поступала, когда я была маленькая. Может, она все еще верит, что именно из-за занавески на кухне так сумрачно. Но это мы сами вдыхаем и выдыхаем сумрак, источаем его кожей, погружаемся во тьму.

— Мама.

Урания повернулась и посмотрела на меня. В ее глазах я прочла боль неизвестности, страх, что рассудок подведет ее и она не успеет познакомиться с настоящим Лоренцо… Она была разбита.

— Знаешь, несмотря ни на что, я все же счастлива, — попыталась она приободрить меня сквозь слезы, — что мы встретили Роберто и Лару. Какая разница, родня они нам или нет? Я…