Под звездою Москвы

— За что же ты, безвинная, должна нести всю жизнь этот крест и страдать, и стыдиться… и бояться людей… Да и он, твой Матье… он никогда этого не забудет… так и останется на всю жизнь неутешный… ван-Экены… это — такие души… в них всякий след навеки… и память у них долгая на все… такой они народ… бельгийцы… — сказала тетка Луиза.

Марике все больше ожесточалась против своего горького одинокого настоящего и становилась все больше равнодушной к своему будущему, которое ей представлялось темным и безрадостным. Ей отрадно было только то далекое ее прошлое, когда она не знала опозорившего ее несчастья. Как короткое мгновенье, вспоминалось ей счастье первых дней ее любви к Матье. Но рядом с этим счастьем стояла черная ужасная тень. Она постоянно ощущала на себе оскорбительное для всего ее существа несмываемое пятно. И она все ждала, что все увидят это пятно и узнают о нем.

Спустя девять месяцев после бегства Матье, Марике родила сына, «светлоокого херувима», унаследовавшего от отца и матери все лучшее, чем их одарила природа. От отца ребенок взял умные, бездонные и ласковые глаза, от матери — печальную улыбку, светлый лоб и неясный овал лица.

Мальчика назвали по деду — Ренэ. При рождении внука дед был потрясен одновременно и счастьем, и тем, что сына нет при таком событии. Он хотел дать знать Матье, но никто не мог указать, где Матье. Годы шли; старик грустил. Он умер внезапно, от паралича сердца, сидя перед кроваткой внука и любуясь им.

Марике полюбила своего ребенка всепоглощающей любовью. Казалось, к ней с сыном вернулась жизнь. Но ее пугало будущее; она боялась и ждала, что судьба не пощадит сына, как не пощадила ее самое. Любовь к ребенку не приблизила ее к жизни, а отдалила. Но она ощущала, что в глубине ее существа есть скрытый источник сил и этот источник когда-нибудь пробьется наружу. Ненависть против зла в ней была так сильна, что заставляла ее бледнеть и дрожать, когда она видела, как обижают тех, кто не может защитить себя. Но эта ненависть была в ней беспредметной.

Местная газетка, в которой было напечатано извещение о смерти старика ван-Экена, дошла до Матье в далекие края, где он скитался.

Вскоре на имя Альберта было получено письмо от Матье из Калифорнии. Матье просил сообщить подробности о кончине отца и сказать, жива ли Марике.

Ответ Альберта застал Матье в тот момент, когда он собирался уезжать из Калифорнии; но не на родину, — его потянуло странствовать по свету.

Три года Матье проработал в шахтах забойщиком. Он много перенес, много видел лишений, много узнал, много повидал разных людей со всех концов земного шара. После работы он избегал оставаться один; вечерами он просиживал в «солуне» за стаканом грога или коктейля, никогда никому ничего не рассказывая о себе, но всегда жадно выпытывая собеседников о жизни в их странах. Он подружился с русским, бежавшим из России перед войной четырнадцатого года. Русский привлек его внимание к сообщеньям газет о коренной перестройке, какая производилась в России во всех областях жизни.

Матье заинтересовало не только настоящее этой страны, но и ее прошлое. Его русский приятель переводил ему из книг по истории России. Матье был особенно поражен тем, что, во время расцвета городских вольностей и богатств в его родной Фландрии, далекое русское племя вело непрерывные войны с азиатскими кочевниками, как часовой охраняя и сторожа покой и труд Западной Европы.

Матье был увлечен рассказами своего нового приятеля об этой загадочной стране. И однажды они оба решили отправиться туда и посмотреть на все необычайное собственными глазами.

Но, узнав о том, что у него на родине растет сын. Матье расстался со своим русским другом и в тот же день, как получил письмо Альберта, выехал в Бельгию.

Встречу с родиной, с Марике и с сыном Матье ощутил как новое свое рожденье. Казалось, все началось для него впервые. Как будто он вышел из могилы в весенний солнечный день и на него повеяло свежестью полей и теплом благоухающих лесов. Пережитое горе истлело в могиле, и теперь его ядовитый прах развеяли благодатные ветры, прилетевшие с чистых горных вершин, сияющих под голубым небом.

Матье вдруг понял, как суетно было его горе и как перед величием простой человеческой любви ничтожны обиды, какие может нанести нам судьба, и как непобедима сила всегда обновляющейся и торжествующей жизни.

Матье готов был все забыть. И забыл. Так велика была в нем сила жизни. Но Марике не забыла ничего. На ее лицо легла тень грусти; в ее взгляде остался навеки испуг, как будто она ждала каждый миг нового несчастья.

Матье расставался с сыном, только уходя на работу на ружейный завод. Когда Ренэ стал ходить в школу, Матье ездил в Брюссель и получил разрешение от правления акционерного общества на то, чтоб отлучаться с завода два раза в день на полчаса: утром Матье сам отводил Ренэ в школу, после занятий он сам приводил его из школы домой.