Подарок из страны специй

Одним из главных поставщиков такого замечательного чтива был композитор Никита Богослов, который обожал детективы. Когда за границей выходил чей-нибудь свежий роман – Стивена Кинга или Джеймса Хедли Чейза, ему об этом сразу же сообщали друзья из Парижа, а потом какими-то тайными путями переправляли книжку в Москву. Здесь он отдавал ее на перевод прикормленному студенту из иняза. Тот переводил роман, записывая вручную – тщательно и с приличным усилием, в смысле нажимом, писал текст шариковой ручкой на газетной бумаге под копирку, в результате чего отчетливо выходило целых три копии. Пишущей машинкой он пользоваться не умел, а жаль, сетовал Богослов, иначе могло бы получиться все пять. Потом студент сам сшивал листки сапожной иглой и отдавал готовую брошюрку заказчику, получая за это целых двадцать пять рублей гонорара. Две копии Богослов оставлял себе, а сама книжка и одна русская версия чаще всего доставались Крещенским. Девочке, как говорил Никита, уж если она учит язык, нужно читать книги в оригинале. Книг привозили много, переводить все студент не успевал. Да и выбор перевода был по большей части в пользу Чейза и Кинга, а Сидни Шелдона Богослов считал слишком уж женским чтивом – легким, невдумчивым, практически однодневным. Он не слишком его жаловал, передавая книжки, не читая, сразу Кате.

А Кате Шелдон очень даже пришелся! Она с первой же книжки влюбилась в его неординарные и не похожие друг на друга сюжеты, удивительных сильных женщин, которых он, видимо, очень уважал в жизни, скорее всего, списывая с натуры их психологически точные и выверенные характеры. Оторваться от этих смелых сюжетов было невозможно, и после первой книги Катя решила прочитать все. Новые романы Шелдона приходили к ней как по расписанию по мере того, как автор их выпускал, а делал он это достаточно регулярно. Вот Катерина и решила перевести один из романов Сидни Шелдона, чтобы было чем заниматься на работе, кроме беганья в основной корпус за очередной чашкой кофе и корзиночкой с кремом! Она уже несколько раз сдавала свои дурацкие диалоги для бедных, не знающих русский язык иностранцев намного раньше положенного, но вместо того чтобы похвалить, начальница на нее опасно шипела: «Крещенская, работу надо сдавать в срок, не раньше, не позже, а точно в срок, у нас четкий график, а не кто когда может. Перегонки тут устроила, ни к чему это… Не перед кем тут что-то доказывать!»

Получив в очередной раз от противной завотделши по носу, Катя тайком притащила на работу только что вышедший роман Шелдона, прихватив в хозяйственной сумке огромный англо-русский словарь, по-заговорщицки оглядываясь и вздрагивая, словно переходила государственную границу в неположенном месте. Пробравшись к своему скромному рабочему столу, она закладывала книги в ящик и начинала из-под полы переводить. Процесс ее по-настоящему захватывал, ей нравилось быть вроде как соавтором большого иностранного писателя, думать то же, что и он, искать единственно правильные слова, медленно передвигаясь по сюжетной линии. И прятаться от начальницы. Но та редко заходила в их комнату, а все готовилась к поездке за границу, в ГДР, на съемку своих дурацких курсов, ей было вообще не до чего.

С Дементием на работе Катя почти не пересекалась, да и дома теперь редко – он как начинающий журналист уходил в утреннюю смену, вставать надо было около пяти утра, чтобы в шесть как штык рассказывать всем добрым проснувшимся людям новости о погоде, ну и то, что там произошло за ночь. Работал до трех дня, полз домой, заходя иногда по дороге в магазин, чтобы чего-нибудь ухватить, а не ждать, пока жена притащит добычу из комитета. У него это, кстати, нередко и получалось – днем хоть выбор был побольше; если же Катя после работы заходила в магазин, можно было рассчитывать лишь на суповой набор, и то с легким ароматом бывшести.

Взрослая жизнь, о которой Катя так мечтала, начала постепенно превращаться в занудную вязкую рутину – дом-работа-дом, ну изредка поход к родителям и совсем редко – поездка на дачу в Переделкино. Еще б хоть работа была интересная и какая-то нужная, а это что? Но жаловаться было некому, сама приняла такое решение, никто не толкал. Хотя ладно, слегка подтолкнули, просто предоставив возможность работать в таком серьезном месте. А с другой стороны, чего греха таить, страшно было отказаться, подобного предложения уже точно никогда бы не поступило. Но Катя все-таки надеялась, что в этой пресловутой взрослой жизни вот-вот что-то должно измениться, ну хоть самую малость, так же не может длиться вечно! В другой отдел бы перевестись, но тоже не факт, что там интересней будет, да и к новым сотрудникам и начальству привыкать – такое себе удовольствие. Или родить уж наконец, вот было бы счастье!

На паузе