«Ты слишком много времени провел в облике человека, – подумал Лю-Цзе. – Ты
Глаза Ронни светились.
– Я всегда проявляю заботу о подобных себе, метельщик.
– А я подобен тебе, да?
– У тебя есть… определенные целесообразные черты.
Они долго смотрели друг на друга.
– Я отвезу тебя туда, где нашел, – сказал Ронни Соак. – И все. Тем, другим, я больше не занимаюсь.
Аудитор лежал на спине с открытым ртом. Периодически он издавал слабые жалобные звуки, похожие не писк комара.
– Попробуй еще раз, господин…
– Темно-Авокадный, господин Белый.
– А что, есть такой цвет?
– Да, господин Белый! – подтвердил господин Темно-Авокадный, хотя сам в этом уверен не был.
– Тогда попробуй еще раз, господин Темно-Авокадный.
Господин Темно-Авокадный крайне неохотно опустил руку ко рту лежавшей навзничь фигуры. Его пальцы были в нескольких дюймах от зубов, когда левая рука фигуры, действуя, очевидно, по своей воле, мелькнула в воздухе и сжала их. Послышался треск костей.
– Я чувствую крайне сильную боль, господин Белый.
– Что у него во рту, господин Темно-Авокадный?
– Похоже на продукт из выброженного зерна, господин Белый. Крайне сильная боль продолжается.
– Пищевой продукт?
– Да, господин Белый. В данный момент чувство боли превалирует над остальными.
– Разве я не отдавал приказ ничего не пить, не есть и не экспериментировать без надобности с сенсорным физиологическим аппаратом?
– Несомненно отдавали, господин Белый. Чувство крайне неприятной боли, о котором я уже упоминал, усиливается. Что еще я должен сделать?
Концепция приказа была абсолютно новой и совершенно неизвестной Аудиторам. Они привыкли к коллегиальным решениям, которые принимались только в том случае, если были исчерпаны все возможности не делать ничего для устранения возникшей проблемы. Когда решение принимается всеми, значит, оно не принимается никем, что предотвращает возможность возложения вины.
Но тела понимали приказы. Предположив, что именно это делает людей людьми, Аудиторы решили поэкспериментировать с данной концепцией. Да и все равно особого выбора у них не было. Самые разные чувства могут возникнуть, когда приказы отдает некто с
– Вы не можете убедить его отпустить вашу руку?
– Он, по-видимому, потерял сознание, господин Белый. Его глаза налиты кровью. Он производит тихие звуки, словно вздыхает. Тем не менее тело полно решимости не допустить извлечения хлеба. Могу я еще раз поставить вопрос о нестерпимой боли?
Господин Белый подал знак двум другим Аудиторам. Лишь с явным усилием им удалось освободить из мертвой хватки пальцы господина Темно-Авокадного.
– Этот вопрос подлежит дальнейшему изучению, – сказал господин Белый. – Отступница предупреждала об этом. Господин Темно-Авокадный?
– Да, господин Белый?
– Ощущение боли сохраняется?
– Моя рука холодная и горячая одновременно, господин Белый.
– Как странно, – удивился господин Белый. – Я позабочусь о том, чтобы мы самым подробнейшим образом исследовали чувство боли. – Господин Темно-Авокадный почувствовал, как некий тоненький голосок в задней части головы отчаянно завопил, когда до разума дошла эта информация, а господин Белый тем временем продолжал: – Какие еще пищевые продукты существуют?
– Мы знаем названия трех тысяч семисот девятнадцати продуктов, – доложил, сделав шаг вперед, господин Индиго-Фиолетовый.
По данным вопросам он стал настоящим экспертом, что для Аудиторов тоже было абсолютно непривычно. Раньше у них никогда не было экспертов. То, что знал один, знали все. Если один знал то, чего не знали другие, его можно было счесть в некоторой степени индивидуальностью. А индивидуальность была чревата смертью. Кроме того, ты обретал власть и ценность, а значит, ты мог умереть довольно-таки мучительной смертью. Но сейчас так многому еще предстояло научиться, и он, подобно некоторым другим Аудиторам, даже подобрал ряд лицевых тиков и гримас, которые соответствовали бы умственной деятельности.
– Назови хотя бы один, – приказал господин Белый.
– Сыр, – мгновенно ответил господин Индиго Фиолетовый. – Прокисшие лактациозные выделения жвачных животных.
– Мы найдем сыр, – сказал господин Белый.
Мимо прошли три Аудитора.
Сьюзен выглянула из дверного проема.
– Ты уверен, что мы идем в нужном направлении? – спросила она. – Мы уходим от центра все дальше и дальше.
– Я пошел бы туда, – ответил Лобсанг.
– Хорошо, но мне не нравятся узкие улицы. Мне не нравится
– Да, я заметил.
– А что это там, впереди?
– Задняя стена Королевского музея искусств. За ним – Брод-авеню, – сказал Лобсанг. – Именно туда нам нужно попасть.
– Для горного жителя ты неплохо знаешь город.
– Вырос здесь. Знаю пять способов проникнуть в здание музея. Когда-то был вором.