Поддай пару!

Наутро Мокриц проснулся голодным и с удовольствием обнаружил, что в вагоне-ресторане подавали завтрак (как выяснилось, круглосуточно).

В ресторане было пусто, и только Грох Грохссон и король-под-горой сидели за столом и переговаривались, подобно предпринимателям, которые обсуждали сделку, пользуясь преимуществами роскошного сервиса.

Король негромко поприветствовал Мокрица и сказал ему:

– До сих пор так и не удалось посмотреть на поезд. Как сели, так все это время решали стратегические вопросы с Грохссоном и остальными. Присоединишься к нам?

Мокриц присел, и Грохссон повернулся к нему как к союзнику:

– Пытаюсь уговорить Рыса сказать нам, что же он задумал.

Но король только улыбнулся:

– Я намерен взять Шмальцберг, друг Грохссон, и сделать это без лишнего кровопролития. Поверь мне – хоть об этом и очень легко забыть, но мои враги такие же мои подданные, как и мои друзья. Положение вроде как обязывает. Плох тот король, который убивает своих подданных. Я бы предпочел видеть их подавленными, нежели мертвыми.

– Серьезно? – ответил Грохссон. – После всего, что они натворили? После всего, что произошло по их вине? Выискивать молодых гномов, вбивать им в головы восторги и безумные постулаты…

– У меня есть имена, – сказал король. – Имена лидеров, имена последователей. Нет, их ждет расплата. А не какое-то аутодафе.

– Боюсь, в прошлый раз вы проявили излишнюю мягкость, ваше высочество, – сказал Грохссон, осторожно подбирая слова. – Мне нелегко это говорить, но напрашивается вывод, что если и впредь подставлять вторую щеку, они будут и дальше хлестать вас по лицу. Мне кажется, тут ничего не попишешь, нужно прийти, пресечь и победить. Нет смысла снова вежливо стучать и просить: «Пожалуйста, разрешите мне снова сесть на Каменную Лепешку».

К удивлению Мокрица, король ответил:

– Как бы мы ни презирали слово «политика», один из самых важных ее аспектов – это остановить кровопролитие. Нет, кровь несомненно прольется. Но поколения сменяют друг друга, сами люди меняются, и вещи, которые раньше казались совершенно невозможными, вдруг оказываются повседневностью. Необходимостью даже. Как, например, становится железная дорога. Но кстати, господин фон Липвиг, как продвигается прокладка путей? Как поживает твоя логистика?

– Все на мази, выше высочество. Это инженерный термин, означающий – удовлетворительно.

Король посмотрел на Мокрица. Не надменно, но все-таки по-королевски – и королевский взгляд был любопытным и испытующим.

– Поживем – увидим, юноша, поживем – увидим.

А после завтрака делать было нечего, разве что любоваться горным пейзажем, который разворачивался за окном бесконечной лентой: деревья, камни, снова деревья, валуны, опять деревья, опушка, где работали дровосеки, мимолетная темнота, когда они достигли такого большого каменного выступа, что потребовался туннель, и так далее. Но Мокриц все думал, что за всеми этими деревьями, камнями и корягами стоят фермы и целые деревушки, о которых им ничего не известно, а значит, однажды придется сделать станцию и там… и тут… и там… Чтобы в один прекрасный день какой-нибудь мальчишка из поселка вон там высоко в горах сел на поезд и домчался до Анк-Морпорка, исполненный надежд. Почему бы и нет? Станция за станцией, они меняли мир. И Мокриц позволил себе испытать чувство гордости.

Не считая водопадов[68], единственной достопримечательностью Земфиса было аббатство Дурнтон. Сейчас оно было разрушено, монахи давно покинули его. Там развернулся своеобразный рынок, гудящая ярмарка, базар, который напоминал Мокрицу анк-морпоркские Тени в праздники.

Все жило постоянным движением. Тишина была редким подарком. И каждый был торгаш, и складывалось ощущение, что рано или поздно все и вся можно продать или купить. И при необходимости – заставить исчезнуть.

Особняком выделялась среди торговых дорог города улица Набалдашная, по которой проходили караваны верблюдов, привозившие жителям Равнин крошечные наконечники для обувных шнурков, без которых жизнь любого цивилизованного человека стала бы невыносима и смертельно опасна. Привозили специи из Клатча[69], сырье с Противовесного континента, которое везли на медленных баржах, и прочие диковинные ценности – и, к несчастью, разнообразные средства, чтобы в очень короткий срок сделаться очень счастливым, а вскоре после этого – стопроцентно мертвым.

Наравне с совершенно легальной продукцией, которая заполняла прилавки, здесь всегда можно было найти и контрафактные товары, поскольку многие торговцы процветали на почве полулегальной торговли. В лавках беззастенчивых торгашей из-под полы можно было приобрести неодомашненных бесенят в клетках, а с наступлением темноты по улицам то и дело тихонько проходили верблюды, таща на себе бочки паточного сырца.