Поддай пару!

Приближался очередной указатель, и он прищурился, чтобы прочитать название на табличке, и – фьють – увидел, что они были в Монашьем-Девериле, или уже не были, потому что поезд стремительно унес городок в прошлое, и – фьють – приближался – фьють – похоже, Верхний Свистоплюш. А поезд, не замедляя хода, ехал дальше, и Мокриц уже ждал увидеть знак Нижнего Свистоплюша, но они промчались мимо, оставляя неисследованные городишки в забвении. Крохотные населенные пункты со странными названиями на миг словно оживали под триумфальное шествие парового двигателя.

В противоположном направлении мимо них со свистом промчался другой поезд, но откуда? И куда? Мокриц сдался. Частые путешествия по железной дороге делают из тебя философа, хотя и весьма посредственного.

Следующая дозаправка была на станции Семи Хамов. Название ни о чем не говорило Мокрицу, и даже Ваймс развел руками. В таких местах люди спускались с поезда и скрывались в глухомани, и только налоговые инспекторы и почтальоны знали, кто и где живет. А судя по виду Семи Хамов, фискалы скорее взяли бы больничный, чем приехали сюда, да и почтальоны, наверное, тоже, особенно если новости были плохие, вроде того же просроченного платежа по налогам. И тем не менее население Семи Хамов недавно пополнилось четырьмя путевыми обходчиками, чьи семьи устроились в домах неподалеку от путей.

Мокриц спросил у человека, который качал воду из колонки:

– У тебя не бывает проблем со сном, когда мимо проезжает столько поездов?

– Да что ты, господин, вовсе нет, чтоб ты был здоров. Хотя мы сразу акклиматизировались, – и он хохотнул, как всякий человек, который использует новое слово и оно кажется ему таким смешным. – Жена моя спит как убитая, за всю прошлую неделю проснулась ночью лишь однажды, когда Скорый опоздал. Она клянется, что ей стало не по себе от тишины в неположенное время.

Ваймс так и не покидал сторожевого вагона, не считая пары отлучек, чтобы переговорить с королем и его телохранителями, и именно в сторожевой вагон доставляли клик-бланки.

В вагоне постоянно торчали гоблины. Но этого им было мало. Они встречались теперь на каждом шагу: подкручивали болты, смазывали гайки, стучали по железу. Мокриц как-то раз спрашивал про них у Дика, и тот ответил ему, что все, что должно быть смазано, они смажут, и все, что нужно подбить, они подобьют. В общем, они следили за тем, чтобы ничего не развалилось.

Запах, конечно, никуда не делся, но стоило к нему привыкнуть, как Дора Гая уже долгое время назад, и ты переставал его замечать. И гоблины выполняли любые поручения, если поезд стоял в далеких от цивилизации уголках, и собирали клики со всеми новостями, которые могли касаться путешествия.

Старые добрые семафоры, так говорили о них сегодня. Когда-то башни казались людям бельмом на глазу, а сейчас без них не обходились, даже чтобы узнать, какая погода встретит их по прибытии. Удобная вещь, но вовсе не первой необходимости. Тем не менее стоило кликам выпасть из твоей жизни, ты казался себе неполноценным членом общества. Шпилька часто рассказывала, как клиенты устраивали скандалы из-за завышенных цен на семафорное сообщение, которые, по его личному мнению, вовсе не были так уж завышены. Но в человеческих умах продолжался этот вечный бег по кругу: вот новое, вот нет. Вчера ты даже и помыслить не мог о таком, а завтра уже не будешь знать, как без этого жить. Вот что делали технологии. Они подчинялись тебе, но в некотором смысле все было ровно наоборот.

После увлекательного разговора у колонки Мокриц опять остался скучать. И уже по привычке, как всегда, когда он чувствовал себя неприкаянным, он отправился в сторожевой вагон. Детрит дремал на ящиках для посылок, окруженный неизбежным трудовым хаосом, и храпел. Похоже, все, не считая обычных пассажиров, считали сторожевой вагон своей штаб-квартирой. Наверное, в этом была виновата кофеварка. Нашелся здесь и Из Сумерек Темноты. Он заварил особый кофе и, скалясь, протянул Мокрицу кружку с бурлящей жидкостью. Тот задумался.

– Я все понял. Ты шаман, да?

Оскал гоблина стал еще шире.

– Извини, мимо. Но ты можешь звать меня шагоблином. Звучит не так красиво, но нет в мире совершенства.

Мокриц посмотрел на кофе.

– Пахнет чудесно, но что мне от него будет?

Ша-гоблин подумал и ответил:

– Глаза хоть продерешь, деловая колбаса! Глядишь, и приободришься. Может, в туалет чуть чаще станешь бегать, есть у него такое свойство. – Он бросил на Мокрица косой взгляд, который удавался только гоблину. – Убивать гномов точно не побежишь.

Это и правда был отменный кофе. Надо было отдать гоблину должное.