Подгоряне

Не по совету ли старшей сестры зачастила к нам Сабина? Впрочем, она и

прежде заглядывала к нам, но больше для того, чтобы получить совет от мамы,

как наносить узоры на вышивках, - приходила так, как приходят к родным

тетушкам. А вот с цветами заявилась впервые, что и взбесило меня. Что это -

наивность или выверенный загодя ход? За этой Сабиной с букетиком я видел

Нину Андреевну, учительницу. Слышал отчетливо ее слова: "Вы сомнете цветы!"

Сабина беззаботно болтала с дедушкой и одновременно орудовала острым

ножом, измельчая лекарственные травы. Дедушка вынес ей связки сухой

ветреницы, травы татина, пожарницы. Девушка дробила их и тонким пальчиком

засовывала в узкие горлышки бутылок с самогоном из винных дрожжей. Дедушка

наблюдал за ее работой, как главный фармацевт на фабрике лекарств. Строго

следил за тем, как бы Сабина не напичкала в бутылки своих васильков и мяты.

А она, видя его настороженность, еще и поддразнивала:

- Мош Тоадер!.. Вы не будете против, если я добавлю в ваши бутылки

немножечко своих цветов?.. Ну, чуток мяты, чуток акациевых лепестков,

липовых... Они тоже лечебные! Не возражаете? Могу и ромашки... Ну, как вы на

это?..

- Водку с мятой лакали только купцы, коровья твоя образина!.. Дули ее

из глупой гордости!.. Отхлебывали наперсток зеленой гадости, закусывали ее

бубликом.- Засовывали пальцы в карманчики жилеток и орали, как будто

побывали на свадьбе! А я тебе не городской бубличек с бумажными кишками!.. Я

готовлю свой напиток как самое лучшее лекарство... Так что ты гляди,

бесенок, не перепутай мне травы!..

Голос Сабины делается для меня похожим на Нинин. Я поглядываю, как она

колдует вместе с дедушкой над его травами и бутылками, как смеется,

предлагая подбросить в них и своих цветов. Испрашивала разрешения кинуть их

в святую водицу - тогда, мол, она уж ни за что не испортится.

- Святая вода не портится, коровья образина! На то она и святая. Ты,

сорока, знать, забыла, что эта вода из моего колодца?!

- Любая вода портится, мош Тоадер. - Любая портится, а моя нет.

- Вода, мош Тоадер, есть вода. Она всегда тухнет, когда ее долго

держишь в закрытой посуде. А попы не дураки. Они святят воду в серебряном

кубке, и, прикоснувшись к серебру, вода не протухает.

- Попы святят воду в моем чану у моего колодца, паршивка! В самые

лютые крещенские морозы люди палят из ружей, а поп опускает большой

серебряный крест в воду...

- Aral Все-таки серебряный! - торжествовала Сабина.

- А ты не перебивай старика, соплячка!.. Это вы в своих школах святите

воду в серебре, а потом кидаете карандаши в мой колодец... И какой мерзавец

придумал такие - не гниют даже в воде!

Сабина хихикает. А в моих ушах колокольчиком звенит далекий голосок:

"Вам не нравятся цветы? Вы сомнете цветы!" Нина приносила их в кулечке из

тетрадочных листиков в клетку. На дворе была зима, падал снег. Я обнимал

девушку, а она могла защититься лишь этими цветами: "Вы сомнете цветы!" Я

отпускал ее. Она освобождала букет от тетрадочной бумаги и стояла сиротливо

и беспомощно, как ребенок. Стояла нежная и хрупкая, как и эти ее цветы.

Времена были тяжелые Даже самой простенькой еды не хватало. И без того

худенькая, Нина сделалась еще тоньше, стояла передо мною, как былинка

полевая. Она, конечно, не была дистрофиком. Учителям полагались кое-какие

продукты. По карточкам они могли получить немного муки, жира, несколько

кусочков сахара, пакетик чая, похожего больше на махорку или дедушкину

измельченную ветреницу.

Иногда я боялся, что могу задушить ее своими лапищами - такой

беззащитно тонкой и податливой была ее фигурка. Мне бы надо было самому

приносить и дарить ей цветы. Но я не мог и думать о таких вещах: весь был

поглощен борьбою с голодом, ночами просиживал в сельсовете, куда она и

заглядывала ко мне А забот было, что называется, невпроворот: составление

списков для распределения хлеба, организация подвод для поездки на

железнодорожную станцию за зерном, мукой, выделенными государством нашему

району, а районам - нашему селу. В те же дни мы завозили и семенной фонд,

чтобы не захватила нас весна врасплох, с пустыми мешками и сусеками, а земля

не осталась необсемененной. Среди грохота сапожищ бывших фронтовиков, среди

неискоренимых запахов пропотевших тулупов, среди удушающего табачного Дыма

вдруг появлялась она со своим белым кулечком цветов, и все тотчас же

озарялось - так, во всяком случае, казалось мне

Нина очень любила цветы, выращивала их даже зимой в комнатушке,

снимаемой у бабки Сафты. Цветами были заполнены все горшочки, жестяные и

стеклянные банки из-под консервов, пришедшие в негодность чугуны и

кастрюли - все, где мог бы приютиться и жить цветок... не для меня ли она

растила их, Нина, Нина Андреевна?! Но я был либо слеп, либо загружен работой

так, что ничего не видел перед собой, кроме бесконечных списков. Одни только

эти списки да питательные пункты, дрова для больницы и школы, госпитализация