Сорока человек там не было, но человек двадцать собралось. Все галдели за тем самым длинным столом, во главе которого сидел дядя. Стол был ещё пуст, две девчонки — одних лет с нежданным доброжелателем — разносили с больших деревянных блюд тарелки и хлеб с вилками-ложками, кружки-стаканы. Около двери на кухню стояла девчонка — постарше ночной знакомой, с могучей тугой косищей, переброшенной на грудь и скрещенными поверх неё руками. Она распоряжалась двумя младшими короткими кивками головы.
Тимка поспешно сбежал по лестнице, обратив внимание, что весёлый шум сразу утих при его появлении, остановился перед этой девчонкой и, помявшись секунду, сказал:
— Это… ты извини. Я опоздал немного…
Та подняла одну бровь, но ответа Тим не услышал — за столом грянул такой хохот, что, казалось, вот-вот рухнет крыша. Мальчишка обернулся, стремительно краснея — до него дошло, что спросонья он купился на не очень остроумный розыгрыш. И точно — хохотали все, он самого дяди до большеглазого худенького мальчишки лет шести, не больше. Громче всех ржал этот утренний гость — он аж качался на скамье и колотил по спине очень красивого серьёзного парнишку, который, тем не менее, тоже смеялся, отпихиваясь от приятеля локтем.
— Бес, — наконец сказал дядя. — пошутил? — мальчишка икнул и кивнул.
— Ну и молодец. Свинарник.
— Да, это уже не шуточки, — сокрушённо сказал мальчишка и скорчил скорбную рожу. Рыжий парень — Тимка даже подумал, что это другой его ночной знакомый, но потом увидел того рядом и сообразил, что они братья — поднял руку и весело сказал:
— Давай сюда… Дядь Слав, можно? — тот кивнул, и Тимка немного неуверенно опустился на освобождённое для него место. Девчонка положила рядом ложку — деревянную, некрашеную и, прежде чем Тимка успел хотя бы кивнуть, с другой стороны ему подсунули тарелку с картофельным пюре, солёным огурцом, свежей луковицей, куском жареного мяса на косточке, ломтём копчёной ветчины — и кружку с горячим то ли чаем, то ли каким-то настоем, на которой лежал свежий, чуть ли не дышащий самостоятельно пирог.
— Никого не обделили? — повысил голос дядя, и весь шум молниеносно как отрезало. Даже младшие — а их было восемь, пятеро мальчишек и три девчонки лет по 6–9 — только что вёдшие себя весьма буйно, умолкли мгновенно. Дядя поднялся со своего места, и все тут же встали. — Ну, — сказал он, — с новым днём.
— С новым днём! — откликнулись все дружным, но негромким хором, сели, однако дождались, пока дядя возьмётся за еду первым.