— Если обнажённая натураБегает за пищей по болотам —Глупо думать, что её культураМеньше вашей бомбы с наворотом.Лучше быть в набедренной повязкеИ, за пищей бегая ногами,Не сдаваться в плен кошмарной сказке,Где за всё заплачено долгами:За культуру войн "гуманитарных",Шкуру отморозков планетарных,Мозг машин, не ведающих страха,У которых смерть торчит из паха!Силу ваших "ценностей" безбожныхПеревесит на весах ГосподнихДетская наивность безоружных,Нищих и голодных, но свободныхОт "культуры" вашего насилья,Где под видом Высшего ПорядкаВырежут язык, отрубят крыльяИ заставят улыбаться сладко…Это Юнна Мориц."Звезда Сербости". Если хочешь, потом почитаешь. У нас распечатки из Интернета…
— Да не люблю я стихи, — признался Тимка. Олег засмеялся:
— Ты и про гитару то же самое говорил, а как слушаешь? Вообще большинство людей не знают, что они любят, а что нет. Они знают, что им
говорят любить, а что говорят ненавидеть.— Зима, — сердито сказал Тимка, — ты вообще захаял всё, что не спрятано у вас в тайге. Да что там, хорошего ничего нет, что ли?!
Олег молчал. Долго молчал. В чаще зашёлся — мороз по коже! — филин, ему где-то очень далеко ответил дрожащий вой волка. Звёзды — яркие и крупные, Тимка никогда раньше таких не видел — подмигивали сквозь прорези в листве.
— Не знаю, — признялся Олег;Тим вздрогнул. — Когда у нас отобрали коней, всем было всё равно. Понимаешь, у нас и так не очень много было. А у тех, кто отбирал, было всё. И всё-таки правы оказались они. Разве это по справедливости? Разве по справедливости то, что в мире, где нас, русских, так мало и всё меньше, нас — сирот, беспризорных — всё больше? Я вообще не знаю, кто был мой прадед, Тим. Но он стопроцентно воевал. А мой дед, наверное, голодал и тяжело работал в тылу. Или, может, даже беспризорничал. Или, как я, остался сиротой. Но тогда всё было понятно — война шла. А сейчас? Ради чего люди мучаются сейчас? Ты знаешь? Я — нет. Но я не верю, что этот мир единственно возможный и не будет другого.
— Другого? — Тимка поставил подбородок на колени. — Какого?