Подлинные анекдоты из жизни Петра Великого слышанные от знатных особ в Москве и Санкт-Петербурге

Однако монарх весьма прогневался на Долгорукова; он подойдя нему, сказал с гневным видом: «Давно ли я у тебя в дураки попал? Но Катон наш равнодушно ответствует монарху, что вопрос сей его удивляет; ибо того и в мысль ему придти не может. Государь спрашивает его: «Говорил ли ты присланному к тебе от Меншикова полковнику такому-то, что он дурак, а таков же и тот, кто его в полковники произвел? – Говорил, – ответствует Князь. Но кто ж жалует в Полковники? – пресекает речь его Государь, ведь это я; следовательно и я у тебя дурак. – Нет, Государь, сего Ты на свой счет принять не должен: вы знаете, как я вас разумею; а сие сказано мною о Меншикове, который дурака того, из подлости и из изменничья сына производя, довел до подполковника, которого ты по его же убеждению уже пожаловал в полковники. Но ты бы, по правоте своей, конечно его бы не пожаловал в такой чин, ежели бы Александр похвалою службы его тебя к тому не убедил. Но спроси, где он служил и чем себя отличил, то окажется вся его заслуга в коварном только ласкательстве и в наушничестве его Александру. – Какого же изменника он сын? – спросил всё же монарх. – Казненнаго стрельца такого-то, – ответствовал Князь, – я о сем узнал достоверно и хотел было тебе о том сказать, но ты меня сам предупредил; при чем рассказал монарху, за что он назвал того полковника дураком. Поскольку же его величество во всем верил сему мужу, то и обратился весь гнев его уже на Меншикова; однако же, не дав оного ему почувствовать, помолчав не много, сказал Долгорукову: «Хорошо дядя, я все сказанное тобою расследую»; и тогда же в удовлетворение обиды, причиненной ему, полковника того приказал арестовать и отвести в крепость.

Не трудно вообразить, сколь чувствителен. был такой оборот Меншикову; он не смел уже тогда предстательствовать за любимца своего, а увидел себя принужденным ради спасения его искать помощи в том же Князе.

Итак на другой день Меншиков приехал к нему, и как бы не зная его разговоров с государем, говорил ему: «Ты не сделал несчастным ни одного человека, так можно ли было ожидать, чтобы ты погубил ни в чем пред тобою неповинного полковника?» «Не я его погубил, а ты сам, – ответствовал тот; – ты, конечно, не то ему приказывал сказать мне, что он соврал, за что и назвал я его дураком; и тебе бы должно о том снестися прежде со мною, да и не жаловаться государю». Меншиков признался, что он виноват, и просил его с покорностью спасти полковника, которого он любил. «Хорошо, – сказал сей добродетельный муж, – но надобно для сего дождаться спуску моего корабля; тогда я не упущу случая просить о нем Государя; а оный, – примолвил Князь, – скоро поспеет, ежели ты поможешь мне в работниках, которых у меня маловато, и достать я их не могу».

Меншиков, не распуская своих работников, того же еще дня всех их прислал на корабль Долгорукова, и чрез несколько дней он уже приготовлен был к спуску.

Монарх, в своем же присутствии спустив его на воду, имел на оном и обеденной стол, данный строителем, за которым присутствовали её величество, и вся знать, в числе которых и князь Меншиков.

Сколь был Монарх весел и доволен строителем и угостителем, сие он доказал уже после стола: он, взяв супругу свою за руку, подошел к князю Долгорукову и, сев подле его, говорил монархине: «Дядя наш больше нам друг, нежели подданный; никто столько нас не любит, как он; всегдашняя правда, говоренная им мне, и ревность его к отечеству сие доказывает ясно, и ты обязана его столь же много любить, как и я; проси, друг мой, у меня, сказал наконец государь князю, я все для тебя сделаю». «Хорошо, – сказал Князь, – посмотрю, сделаешь ли, о чем тебя попрошу». «Сделаю, – повторил государь». – «Так простите же арестованного полковника: я больше ни о чем тебя не тружу».

Великий государь похвалил его великодушие, и тот же час простил его и освободить повелел. Князь, возблагодарив монарха, в ту же, минуту предупомянутого адъютанта своего послал к полковнику сему, объявить о сем указе Государевом; и велел притом сказать ему, что если Государь сам о чем будет спрашивать его, то б сказал ему всю правду, не осмелясь отнюдь что-либо утаить, и паче солгать; но до сего однако же не дошло: его величество уже не видал его; ибо в наказание Князю Меншикову определил его в одну дальнюю крепость комендантом, куда и должен был он на другой день по освобождении своем отправиться.[191]

52. Доверенность государева к князю Долгорукову