Великий Государь, однажды разговаривая с сим же князем о разных важных материях, между прочим, когда же дошла речь до полков гвардии, то его величество сказал: «Я благодарю Бога, что гвардию мою довел до таковой степени совершенства, что она может служить всей армии моей достойным к подражанию образцом». «Я знаю, – ответствовал на сие последнее князь, – что она добра; да есть ли из офицеров оной такие, на которых бы ты во всем полагаться мог, паче же касательно до некорыстолюбия, беспристрастия и верности». «Есть, – перебил речь его государь, – и много, а особливо два из них достойны всей моей доверенности». «Кто таковы сии два?» – спросил Князь. «Ты их знаешь», – отвечает Государь. «Да я и всех знаю; но о сих отличных догадаться не могу– Я к тебе их завтра пришлю; посмотри их. На другой день в 5 часов поутру явились к князю гг. Ушаков и Волков, доложив ему, что их к его сиятельству прислал государь, и что он им прикажет?
Князь вступил с ними в пространный разговор, содержание которого было должность верноподданническая, с каким усердием и ревностью обязаны все исполнять начальничьи, а тем паче верховной власти повеления, и проч. и как разговор сей продлил Князь до того времени, в который надлежало им быть у должностей своих, то они откланиваясь, спрашивают, что его сиятельство приказать им изволит?» «Ничего», – ответствовал Князь. Что ж они могут сказать Монарху, пославшему их к нему? «Ничего, – опять сказал Князь, – я сам увижусь с ним, да что вы так торопитесь? – примолвил он, – вы можете еще побыть у меня и поговорить». – «Никак невозможно нам продлить времени, ибо настал тот час, в которой мы должны быть у должности». – «Ну так прощайте». – заключил князь.
Великий Государь того же дня увидевшись с ним, спросил его: каковы показались ему офицеры? «Я их знаю, – ответствовал Князь; – но не знал только того, что ты их от прочих так отличаешь. Ушаков подлинно хорош, – продолжает он; а другой хотя может быть столь же верен, но мне показался он плоховат. – Нет, нет дядя, – перебил Государь, – не смотри на вид, он не хуже Ушакова исправить может всё, что ему ни поручи; одним словом, – заключил Государь, – я равно на них обоих положиться во всем могу; и ежели б я таких много у себя имел, то мог бы себя назвать совершенно счастливым». «Правда, ответствовал Князь, не все с равными родятся способностями; но добрых и способных не найдется много, когда не ослабевая примечать ты их будешь, и достойному воздавать достойное; и спасибо тебе, что ты о сем и заботишься.»[192]
53. Князь Яков Федорович повелевает одному обвиненному сенатом подать государю на Сенат и на себя самого челобитную
История древняя и средняя показывают, что при всяких пирушках и празднествах приносились, так сказать, жертвы Бахусу; и сие древнее обыкновение не чуждо было и знашных домов и даже самих дворцов государей, как азиатских, так и европейских. Чаша Геркулесова обращалась в руках многих из них; Александру приписывают и самую преждевременную смерть его, выпитию сей чаши, для того только, что не хотел он уступить и в сей чести сему герою древности.[193]
Кир Младший, желая доказать, что он большими обладает дарованиями, нежели старший брат его Артаксеркс Мнемон, между прочим хвалился и тем, что он больше него вынести может крепких напитков. Наш великий князь Владимир отверг предлагаемую ему магометанскую веру, между прочим и для того, что она запрещала употребление крепких напитков, говоря: у нас всякие веселия в подпитии бывают. Не чужд сего был и Генрих IV, тоже впрочем достойный Государь: «Если я люблю попить, – говаривал он, – то для того, чтобы развеселить дух».Во время, в какое жил и наш Герой, также не могли похвалишься большим пред прежними временами воздержанием от излишнего употребления крепких напитков, особливо же о святках при славливаниях, известно, что при таких излишествах провинившиеся в чем-нибудь, вместо наказания, долженствовали выпивать пред другими больше. Князь-папа Зотов не редко таковые делал наказания; а одного из знатных отправил на тот свет.
Полковник Блеклой имел в Сенате тяжебное дело с помянутым Зотовым, Сенатор князь Яков Фёдорович Долгоруков, почитая на стороне первого сираведливость, уверил его, что дело решится в пользу его; и г-н Блеклой крайне положился на слово и справедливость сего Катона нашего; но сверх ожидания, соперник его был оправдан, а он обвинен; а как определение оное между прочими подписано было и князем сим, то полковник придя к нему, стал жаловаться ему на него же самого; и сей беспристрастный судия повторяет ему, что он действительно прав; но он должен был подписать, да и приказал ему непременно подать на сие решение Сената и на него самого апелляционную челобитную государю.