«Как! – с жаром произнес молодой Монарх. – Как! Разве мы не от одного Творца произведены, и не от одного Праотца происходим? Разве мы одни гневною природою лишены рассудка и ума? Разве в нас одних вложены сердца грубые и выродочные, не способные к образованию и возделанию? Разве мы одни исключены от славы мудрости человеческой? Нет! нет! мнение таковое было бы хулой на Создателя и крайняя неблагодарность. Мы имеем такие же руки, глаза и состав тела, какие имеют и просвещенные народы; следовательно имеем равные же с ними и душевные способности. Нужен только нам к тому руководишель и наше на оное согласие; а тогда и пробудятся аки от сна душевные наши дарования. И самые просвещенные народы были прежде грубы и незнающи; дети их и ныне рождаются, равно как и наши, столь же не сведущими, и одно только воспитание различает их от наших детей».
Почти подобная сей речь помещена и иностранцами, бывшими тогда (в 1689 году) в Москве с Посольством Цесарским, напечатанная в Лейпцигских ученых деяниях, Acta Editorum Lipsiensia anno
Между же тем недовольство на его величество за сие намерение, произвело многие на жизнь его заговоры, от которых очевидно спасало его провидение Божие, как то и из следующих Анекдотов откроется.
6. Монарх нечаянно входит в неизвестный ему дом, находит заговорщиков на жизнь свою, и забирает их под стражу
«Если бы все чувствовали (говорит Сократ) царствующее во вселенной согласие, то никогда бы не могли почесть слепого случая причиною столь многих повсюду, по правилам удивительные премудрости, совокупных действий ко всеобщей пользе. Если бы всевысшее Существо не содействовало распложению, размножению и общему сохранению существ, и не бдело бы беспрестанно о них: то как бы статься могло, чтоб в такой чудно составленной и столь великой машине никакого в столь многие веки не воспоследовало беспорядка?
Сию-то стройность, и сей-то порядок называем мы достойно и праведно Провидением и Промыслом Божиим, управляющим не одною только машиною вселенной, но и каждою дышущею тварью; паче же человеком, одаренным бессмертною душою, и еще паче участию царей и царств, яко от Него поставленных и устроенных. Сие ясно доказывает нам не только святое Писание, но и История, которая есть зеркало провидения, в коем неослепленное предрассудками око усматривает пути судеб Божиих, правящих участью народов и царств мира. Сей-то Промысл Божий не меньше ощутителен и в чудесном поистине избавлении героя нашего от множества явных и тайных на жизнь его заговоров.
Объявленное в предшествующем анекдоте намерение Петра Велика го, послать в чужие земли юношей российских для учения, возмутило еще более суеверные умы, особливо же чиновников мятежного стрелецкого корпуса. Они устраивали разные тайные совещания, как бы удобнее сбыть им с рук такого Государя, которой заводит новизны, противные по их мнению православному закону. Одна из таковых злодейских шаек, около 1695 года, то есть за год до Циклерова заговора[145]
, собралась в одном доме зимою в 8 часу пополудни, и надобно думать, что было сие весьма тайно: однако ж в ту самую ночь, и в том же часу, Великий Государь, по частому обыкновению своему поехал в санках по улицам Московским, имея при себе одного только денщика своего, Дурнова; но приехав к Арбатским воротам, остановил лошадь свою, и углубясь в размышление, простоял на оном месте около четверти часа. Помянутый денщик, видя сие, осмелился сказать ему: «Долго ли, государь, стоять нам здесь?» Монарх, как бы опомнясь от сего вопроса, сказал про себя: «Поехал было я туда, а надобно заехать не туда». И так поворотив лошадь, въехав в переулок, называющийся Хлебным, и остановясь у одного дому, вышел он из санок, послал на оных денщика сего к караульному офицеру гвардии своей с повелением, чтобы он с двенадцатью гренадерами, не мешкая ни мало, пришел к тому дому; а сам без шуму вошел в калитку на двор, и в покои, из которых во втором нашел сидящих за столом и подпивающих четверых из чиновных стрельцов, коих он всех знал по имени: «Что вы делаете здесь ребята?» – сказал им монарх.