Подлинные анекдоты из жизни Петра Великого слышанные от знатных особ в Москве и Санкт-Петербурге

Сколь ни злобным изуверством напоено было сердце сего изверга; однако же не могло оно не поразиться столь ясным доказательством Промысла Божия, сохраняющего помазанника своего. Ему впечатлелось тогда, что если он, не отлагая ни минуты, не засвидетельствует того признанием и раскаянием своим, то сила Всевышнего мгновенно поразит его. Словом, он решился разбудить Государя и признаться в своем злодеянии. Монарх пробуждается, и первое слово его было: «Что сделалось?» Но преступник говорил ему: «Государь! я послан к тебе от Бога возвестить, что он содержит тебя в своем покровительстве; и что никакая вражья сила и никакая адская злоба несильны погубить, ниже повредить тебя. При окончании сих слов злодей падает на колени, и показывая ему пистолет: «Посмотри, Государь, – сказал он, – сколько он хорош, и никогда не осекался; но два раза мною, извергом, направляем был на отнятие жизни твоей и в оба раза осекался. Видя столь явное покровительство Божие, спасающее тебя, решился я возвестить тебе, не отлагая ни мгновения, и с сею хранящею тебя силою Всевышнего поздравить. Теперь голова моя в твоей воле, и я не достоин более тяготить собою землю.

Монарх, выслушав сие, встал с постели, и оставив преступника, несколько фаз прошел по комнате, не говоря ни слова, и наконец обращаясь к нему, сказал: «Послов ни секут, ни рубят; покровительство Божие раскаянием твоим более еще ощущаю; Бог тебя простит! И после сего не отменил милости своей к нему.

Впрочем и не утверждая за подлинное, чтобы изверг сей был кикин, и можно однако же сказать, что крайняя неблагодарность его к столько благодеявшему ему государю, всю его к себе доверенность, милости и щедроты во зло обратившая, доказывает чудовищное его сердце, способное к величайшим злодеяниям.

Мы видели из Истории Государевой, что он вознесен был от его величества на достоинство адмиралтейского президента; но сей неблагодарнейший злодей[147]

по следствию в деле хлебных и других подрядов, уличен был в похищении казенных интересов, по которому судом отписано было все знатное имение его, а сам он сослан в ссылку; но что Великий Государь присланное от него прошение принял с такою милостью, что простил его во всем, возвратил из ссылки, отдал также ему отписанное его имение, и оставил в прежнем его столь важном звании. Но к чему послужила и сия беспримерная поистине милость? К вящему отвращению его от особы столь великодушного Государя. Его-то злодейством до толикой степени развращен был царевич Алексей Петрович по его-то советам ушел он из России, и столькие оскорбления нанес великому своему родителю! Он-то был, следовательно, главнейшею причиною бедствия несчастного сего Царевича; и сие-то уже наконец принудило правосудного Государя поступить с ним, как с нераскаянным злодеем. Но кажется, что его величество, и тогда еще жалея лишиться в нем ума тонкого и способного к важным препоручениям, расположен был еще простить его, ежели б только увериться мог в сердечном его раскаянии. И в сем-то намерении (как уверяли меня) благоволил он, накануне казни его, еще его видеть и спросить, что принудило его употребить ум свой в такое зло? Какой же ответ от него получил на сие монарх? «Ум (сказал нераскаянный сей злодей) любит простор, а от тебя было ему тесно».

Великий государь удивился такому ожесточению его, и тогда-то уже получил он соразмерную злодеяниям своим казнь.[148]

8. Натуральная острота ума государева

Читавшие историю великого государя, без сомнения заметили, что был он выше предрассудков своего времени; но особого достойно замечания то, что сия природная острота ума его, в самой еще юности, представляла ему все вещи в точном виде.

Следующий Анекдот докажет сие яснее.

При Дворе невестки его, супруги царя Ивана Алексеевича, царицы Параскевы Феодоровны; не только терпимы были юродивые, ханжи, пустосвшы и всякие уроды, но и почитаемы еще были за святых, а некоторые из них и за имеющих дар пророчества. У многих из них целовали руки, и воздавали честь, приличествующую истинным угодникам Божьим. Из числа последних в особом уважении и почитании находился один шалун-юродивый, который был из подъячих; по имени Архип Тимофеевич. Молодой государь явно негодовал на сие, презирал сих притворных тунеядцев, осмеивал и укорял почитающих их за святых. Будучи еще шестнадцати лет, обыкновенно называл двор помянутой невестки своей госпиталем уродов, ханжей, шалунов и лицемеров, которые, когда его величество посещал сию царицу, не смели и являться на глаза его.[149]

9. Проницательность государя