— Да ладно, прости его! Он напрягся, потому как не знает, как с тобой себя вести, — Алево поймал меня за выискиванием сходства и нахально усмехнулся, но не прокомментировал, и на том спасибо.
— Потому что мое будущее весьма туманно, и, услужив мне сейчас, можно прогадать?
— И это, и то, что ты не знаешь здешних негласных отношений. И можешь вольно или невольно что-то нарушить.
— Ты о тех отношениях, о которых ваш драгоценный архонт не в курсе? — естественно, глупо было полагать, что в подобном месте все именно так, каким кажется на первый взгляд.
— Считаешь, у него недостаточно дел, чтобы вникать еще и в местные хитросплетения?
— Думаю, если бы и узнал, то ему вряд ли было бы до этого дело.
— Кто знает, — повторил мои слова Алево, и мы вышли в огромный светлый пиршественный зал, начиная непосредственно экскурсию.
Первым делом мне пришлось узнать, что никакого равенства в общей массе здешних дам не было и в помине. Так как я работала в коллективе, жесткая конкуренция ради иерархии откровением мне не показалась. Тут уж было не столь важно, похоже, какой мир, да и гендерная принадлежность основной массы работающих особого значения не имело. Новым было то, что почти кастовое различие между разными слоями демонстрировалось открыто, без малейших попыток как-то сгладить. И начиналось это с самого зала общих пиршеств. Столы для кадани, щедро осыпаемых так называемыми знаками вознаграждения, стояли на подобии подиума у самых огромных окон и поражали роскошью, обилием великолепно оформленных, изысканных блюд. Само их расположение и сервировка будто орали — «захлебнитесь завистью». Дальше все шло в прямом смысле по нисходящей, и последним доставались темный угол и практически объедки.
— А у вас тут, я посмотрю, прямо-таки процветает равенство и справедливость, — пробормотала, напрягаясь под целым шквалом недружелюбных взглядов.
Если и были тут между кадани различия, то, похоже, в неприязни ко мне у них было поразительное единство. Я вдруг пожалела, что сдуру оставила кинжал под матрасом. Уж меня не стеснялись не просто пронзать, а прямо потрошить и расчленять взглядами.
— Не понимаю, о чем ты, — пренебрежительно отмахнулся Алево. — Разве то, что каждый получает именно то, что сам заслужил, это не справедливость? Равные права придумали в мире Младших для оправдания лени, бездарности и слабости. Лучшее должны иметь те, кто хочет и может этого добиться. А тебе, кстати, повезло получить все и сразу просто потому, что наш архонт умеет быть благодарным за доставленное удовольствие.
Ну, я бы поспорила насчет везения, но не здесь и не сейчас.
— То есть те, кто там, — кивнула я на верхний стол, — это самые трудолюбивые, одаренные и сильные?
Не знаю, как насчет этого, но то, что эти женщины были ошеломляюще красивыми, несмотря на непривычную внешность, я была вынуждена признать.
— А еще старательные, изобретательные и способные не дрогнувшей рукой отравить конкурентку без малейших моральных терзаний. Это тебе на будущее.
Ну и ладно. В конце концов, становиться знаменем борьбы за равные возможности среди работниц секс-индустрии я не собиралась. Как и заводить тут подруг.
Так как есть тут я точно не собиралась, то Алево повел меня дальше, пообещав, однако, сидящим за верхним столом трем кадани навестить их позже. Ответом ему были весьма натуральные обожающие взгляды и соблазнительные позы, демонстрирующие дам еще более выигрышно. Как будто они и без этого не были неотразимы.
— Ты говоришь, что они могут меня запросто отравить, так как же мне теперь есть? — я прибавила шагу, стараясь движением погасить раздражающую горечь. Если кто-то из этих послал свою ленту Грегордиану, то каковы шансы, что я его снова увижу и смогу хоть как-то повлиять на отношение ко мне? Правильно, никаких. Чего бы ему заморачиваться и делать хоть малейшие усилия, выстраивая отношения со мной, когда в любой момент есть возможность выбрать другую дверь и женщину, играющую по привычным ему правилам? Мужчины в этом смысле прямолинейны, как чертовы палки, и всегда выбирают тех, с кем проще и комфортнее. В который раз я ощутила себя униженной, но тут же дала пинка своим эмоциям. Я не позволю себе отчаяться! Возможность пойти к одной из этих проклятых раскрасавиц была у него и этой ночью, но он провел ее в моей постели. Почему? Да кто же его знает, но это факт, и его мне не отрицать надо, умаляя его значение, а использовать как опору на желаемом пути.
— Не говори ерунды, Эдна, — Алево уловил смену моего настроения и снова смотрел пристально и оценивающе. — Такое возможно, только если ты окажешься невнимательна прямо здесь. Но знак, которым тебя одарил архонт, позволяет требовать приносить пищу в твою комнату. Доставляют ее такие же брауни, как и Лугус. Ты можешь ему сто раз не нравиться, но он не пойдет на такое ни за что. Никто из них.
— Ладно, но все равно. На дверях нет замков, и ничто не помешает кому-то пробраться ко мне и придушить во сне! — уперлась я.
— Никто из мужчин делать этого не станет. А ни одна другая женщина не может переступить порог твоей комнаты.