Подметный манифест

Но расстаться с ней так, как расставался среди ночи с прачкой Настасьей, он не мог. Дунька означала для него не только воплощенную возможность выплеснуть свою мужскую силу, эта девка задела душу - пусть даже самый краешек души, но для Архарова и это было много. Ровно настолько она прилепилась в душе, чтобы он мог честно себе в этом признаться. А вот коли бы она заняла чуть больше места - тут бы он и не пожелал знать правды… имел уж такой опыт неприятия правды, имел, куда от этого денешься…

- Ты, Дуня, еще приходи, - сказал Архаров, - ты будь без чинов… запросто…

Дунька, уже шагнувшая к дверям, обернулась, посмотрела на него внимательно, подошла. Судя по лицу, простила.

Что-то следовало сказать или совершить. Возможно, поцеловать. Но он не мог. Да и ей бы не позволил.

Дунька молча смотрела ему в лицо и дождалась - глаза встретились. Надолго. Он не думал, не ожидал, что когда-либо в жизни сможет вот так, длительно и спокойно, смотреть в женские глаза. А это оказалось возможно.

Странное чувство посетило архаровскую душу - то ли благодарность, то ли безмерное облегчение, словно у человека, сбросившего с плеч тяжкий груз. Оно продержалось ровно столько времени, сколько потребно для двух вдохов и выдохов, а потом растаяло.

- Бог даст, еще приду, - отвечала Дунька. С тем и ушла, не оборачиваясь. Никодимка поспешал впереди нее со свечой, и Архаров проводил взглядом улетающий, исчезающий в сумраке большого дома свет.

Вот теперь день был завершен окончательно.

Можно было лечь, раскинуться на смятой постели, вспомнить Дунькино тело и свою власть над ним, глубоко вздохнуть. И, не задаваясь лишними вопросами о причинах неожиданного Дунькиного визита, закрыть глаза и ощутить блаженство. Как будто самое сладкое в мире - уплывать в сонное царство, позволяя голове медленно кружиться и возноситься, пока не исчезнут все ощущения.

Наутро Архаров еле дождался, пока Никодимка уберет ему голову, - так хотелось поскорее узнать, что там, в полицейской конторе, с безгласным немцем.

Нетерпение оказалось столь велико, что он сам полез было в подвал, но был перехвачен Шварцем.

- Рано, сударь, - сказал немец. - Он еще ничего толком не видал. К вечеру созреет.

И Архаров пошел в кабинет - заниматься делами. Мало было хлопот - так теперь еще следовало наладить более основательное наблюдение за домом Марфы, откуда Каин и не собирался никуда уходить.

Он вызвал к себе Демку Костемарова, Харитошку-Ямана и Яшку-Скеса.

- Ступайте куда хотите, ройтесь в любом дерьме, а докопайтесь, кто чего слыхал про былых дружков Каина, - приказал он. - Вот на пропой.

И вручил им на троих два рубля.

- Ваша милость, маловато, - сказал дерзкий Демка. - Прибавить бы.

Архаров дал еще рубль и погнал было эту троицу вон из кабинета, но вспомнил про деда Кукшу. Деда на Пречистенке видал один лишь Демка. Он, заведя глаза к потолку, вслух перечислил приметы Каинова лазутчика, особо выделяя желтизну его седины и малиновый нос. Харитошка с Яшкой вполголоса их повторили. Архаров еще велел Демке забежать в канцелярию, продиктовать описание костоправа, чтобы снабдить им всех полицейских и десятских, а потом потребовал в кабинет Клашку Иванова. Тот был в отсутствии, явился не сразу.

- Помнишь, ты с тетрадкой бегал в театр? Ну-ка, отправляйся туда вдругорядь, поузнавай - не собирается ли кто из московских бояр у себя дома трагедию ставить.

- Какую трагедию, ваша милость?

- А бес ее знает. Любую. Актеришки должны знать, коли где любитель завелся. Ступай.

Отправив Клашку, Архаров счел, что сделал для Дуньки все, что в его силах. Иного пути отыскать пропавшую актерку он не видел. Впрочем, на успех не рассчитывал - Маланья Григорьевна могла и наврать, что взяли в новый театр на первые роли. С беспричинным бабьим враньем Архаров уже не раз сталкивался и даже уяснил себе его механизм: баба есть существо, не видящее дальше собственного носа, и для нее имеет смысл лишь то, что творится сию секунду, а как ее слова отзовутся в будущем, ей невдомек. Особливо когда хочется показать свое превосходство - по части богатства ли, знатной родни ли, махателей ли, придворной фортуны ли…

Впрочем, он был готов и на дальнейшие поиски госпожи Тарантеевой - лишь бы Дунька выпытала у Марфы, где искать чересчур ловкого деда Кукшу.

Вечером, когда Архаров уже засобирался домой, в кабинет заглянул Вакула.

- Вашу милость просят вниз пожаловать.

- Заговорил? - не веря чуду, спросил Архаров.

- Да как будто пытается, только ни хрена не понять, - попросту отвечал Вакула.

Архаров вслед за ним спустился в нижний подвал, а там его встретил Шварц и, взяв со стола свечу, повел в дальний угол.

- Извольте убедиться - пусто, - сказал он, освещая лежащий на полу тюфяк.

- Сбежал, что ли? Ну, черная душа…

- Далеко ему, сударь, не убежать. Вон он где, под лавку закатился.

И точно - доставленный с Пречистенки безгласный и недвижимый немец был обнаружен под лавкой. Архаров, присев на корточки, долго смотрел, как горемыка, раскрывая рот и корча гримасы, пытается беззвучно сообщить нечто важное, колотя вдобавок кулаком по полу.