Подметный манифест

- Не следует, - сказал Брокдорф. - Я бывал в том доме. Особа в нем кратковременно жила. Весьма кратковременно.

- Да, сознаюсь, - тут же присоединился князь, - господин Брокдорф, снявши дом, приглашал меня в память давнего знакомства. И я видел там ту особу, но в разговоры не вступал, и она со мной также.

- Угодно вам, чтобы я поставил вас троих на одну доску? - подумав, спросил Архаров.

Брокдорф промолчал, зато князь улыбнулся, как ежели бы хотел сказать: а ведь ты, сударь, блефуешь!

- Воля ваша, господин обер-полицмейстер, - отвечал он.

Шварц встал со своего стула и безмолвно вышел.

- Оставим пока особу, - предложил Архаров, - тем более, что ей и впрямь известно очень немногое. Поговорим о вас, господа мои. Где и как свели вы знакомство?

Это была древняя история, скрывать которую не имело смысла, и оба деловито припомнили и Санкт-Петербург, и жизнь Малого двора, и великого князя с великой княгиней, и покойную государыню Елизавету. Архаров слушал, переспрашивал, уточнял. Ему было любопытно, чего вдруг сорвался с места Шварц. Следовало ждать сюрприза.

Появился Шварц не один - следом Ваня втолкнул голого по пояс человека со связанными за спиной руками. Лицо у того было в кровавых соплях, на спину наброшена какая-то пятнистая дерюга - словом, и малое дитя поняло бы, что допрос велся с пристрастием.

- Ваша милость, господин обер-полицмейстер, - обратился Шварц к Архарову. - Только что получены ценнейшие показания. Говори, Никаноров, повтори, что сказал… погоди-ка… Ваня, дай тряпицу…

Шварц собственноручно отер лицо бедному Никанорову, а заодно повернул его более к Брокдорфу, нежели к князю.

- Ваши милости, я сам видел, своими глазами… его сиятельство актерку шпагой заколол… прямо на сцене, как появились их сиятельство и все началось… - Никаноров мотнул головой на Архарова.

- Что ты врешь! - закричал князь, вскакивая, и Вакула, цепко взяв за плечи, усадил его на место…

- Точно, ваши милости, актерка посреди сцены на коленках стояла, князь, взявши за руку, шпагу наставил… - тупым каким-то голосом, словно усталый пономарь, твердил Никаноров. Голос и впрямь доверия не внушал.

- Врет же, врет! - перебил Горелов. - Господин Архаров, неужели не ясно - сие признание подстроено, за послабление куплено! На что мне актерок убивать?! Для чего?!

Князь лгал - да и свидетель убийства лгал, это Архаров видел без подсказок. И сразу даже сообразил, на кой хрен Шварцу стычка двух лгунов. Потому глядел не на князя, а на Брокдорфа.

А вот Брокдорф окаменел - он впервые услышал о гибели своей подруги, тут Шварц все рассчитал точно…

Архаров знал это состояние, когда главное - не шевелиться, отсечь все телесное, таким удивительным образом замедляя течение мысли. Ибо если принять в себя эту мысль всю разом - опасно, чревато болью. А понемногу, осторожно - глядишь, она и уляжется в голове с наименьшими потерями…

- Никаноров, ты соврал, дабы передышку получить? - строго спросил Шварц.

- Нет, нет! Доподлинно убил! Шпагой заколол! - выкрикнул свидетель. - А для чего - того не знаю!

- Ваше сиятельство?

- Врет, врет! - твердил князь.

Шварц словно бы не замечал Брокдорфа и продолжал науськивать Горелова с Никаноровым друг на дружку. На Архарова он тоже не глядел - и без того знал, что обер-полицмейстер молча отмечает в голове все, что ему необходимо, в том числе и делает выводы из молчания Брокдорфа. Из потока лжи должна была выскочить правда - потому Шварц и довел Горелова до настоящего крика.

Архаров шума не любил и потому треснул кулаком об стол. Шварц поймал подскочивший подсвечник.

Обер-полицмейстер не так уж часто бывал недоволен исполнительным немцем. Сейчас как раз был момент острейшего недовольства - что может быть гнуснее подученного свидетеля? Следовало тут же, не беспокоясь о прочих участниках сего действа, поставить Шварца на место - но так, чтобы лишь он и понял. Следовало уничтожить его затею, противопоставив ей нечто иное.

Но не было праведного способа расколоть князя, его просто не было, да, наверно, и не могло быть в натуре. Был иной - немногим лучше Шварцева…

- Молчать всем, - сказал Архаров. - Господин Горелов, вы знали, что актерка Тарантеева, знавшая о ваших затеях, пыталась убежать из театра накануне вашего трогательного представления? Знали, ваше сиятельство? Вы своих людей за ней посылали? Так? Вы сами говорили, что, сыгравши ролю, она будет убита? Вспоминайте живо, мне недосуг! Не то я сам сейчас припоминать начну, какой дряни наслушался, стоя за кулисами! Итак - про побег знали? Людей посылали?