Подпасок с огурцом

Муза без церемоний приглашает к столу. Чувствуется, что парень тут свой.

-- Найду на кухне кружку попроще, -- говорит он, -- разобьешь еще что-нибудь с княжеским гербом, не расплатишься.

Пока его нет, Муза объясняет Вешнякову:

-- Ким Фалеев. Исключительно талантливый парень.

Она разливает чай. Возвращается Ким с керамической круж-кой и замечает портрет.

-- Это чья ж такая?

-- Смотри сам, -- отзывается Боборыкин.

-- Не знаю. Во всяком случае, ей годков двести... -- Он стоит перед картиной, опустив руку с кружкой, и разговаривает то ли с ней, то ли с самим собой. -- Ты вот глядишь на меня, а он умер. "Художник живет в своих творениях". Да, живет, если есть имя. Иначе -- конец. Тебя он увековечил, а сам остался эн/ха, и хоть тресни! А мечтал, конечно, прославиться... Имя! Имя -- это все.

Протягивая Музе кружку, Ким сообщает:

-- Говорят, Рязанцев отдал концы.

-- Да ну?! -- вскидывается Альберт почти обрадованно.

-- Говорят, сердце. Десять минут -- и амба. Ожидается распро-дажа.

-- От это будет базар так базар! Успевай хватать! -- предвкуша-ет Альберт.

-- О Рязанцеве я слышал. Модный женский врач, кажется? -- подает голос Вешняков.

-- Он самый. Женился под старость на полуграмотной домра-ботнице, -хмыкает Боборыкин. -- Коллекционер -- не коллекционер, но если верить рассказам, то в квартире -- художествен-ный склад.

Ким делает Альберту знак: покурим?

Оба выходят в кухню, убого обставленную и грязноватую.

-- Лучше бы на балкон, тут у моей супруги проживают тарака-ны.

-- Музе прощается. Ну, я принес. -- Ким передает Альберту серебряный портсигар. -- С тебя авансик.

Альберт открывает портсигар, защелкивает, любуется тонкой отделкой.

-- Здорово ты навострился, отлично смотрится! -- хлопает Кима по плечу.

Тому комплименты не нужны, знает себе цену.

-- Рядовая вещь. У меня пепельница в работе -- вот там будет искусство!

-- Поосторожней с искусством. Рискуешь переплюнуть гени-альные образцы.

-- Черт бы их побрал! -- взрывается Ким на предостережение Альберта.

x x x

Из поездки в краеведческий музей вернулся Томин и застал Знаменского за необычным занятием: на столе его громоздятся альбомы с репродукциями и книги по истории живописи. С прит-ворным ужасом Томин перебирает книги и читает названия, никогда не звучавшие в этом кабинете.

-- Устроил себе искусствоведческий ликбез, -- разводит рука-ми Пал Палыч.

-- Ясно, старичок. И далеко шагнул?

-- Дошел до фразы, -- Знаменский зачитывает скороговоркой цитату. -"Для достижения центростремительного построения художник подчиняет формы предметов контурным полуокружностям, контрастирующим с цветовыми плоскостями картины, и ставит задачу не портретирования, а конструирования".

-- И переводишь без словаря?

-- Запросто. Рассказывай, что привез.

-- Привез вторую "Инфанту", привез директора музея. Еще привез вагон туману и маленькую тележку полезных сведений.

-- Выкатывай хоть тележку.

-- Ну, стало быть, картины были украдены и тотчас найдены. Украдены культурно: воры отключили недавно смонтированную сигнализацию. И пока ночной эфир струил зефир, вынесли, что им понравилось. Через окно нижнего этажа. Первым обнаружил пропажу сторож. Под утро, говорит, не спалось, пошел по залам, увидел. Бросился звонить в милицию. Отсюда начинается инте-ресное: картины обнаружили через десять -- двенадцать минут. Собака взяла след и мигом привела к котельной -- рядом, в двух кварталах. Там все было аккуратно сложено.

-- И на радостях никто не подумал, а зачем сложено?

-- Естественно. Посмотрел я собаку в работе. По следу идет, но сбивается, возвращается, нервничает. А мне говорят: "Тогда она птицей летела!"

-- Укрепили след!

-- Угу. Натри подошвы копченой колбасой -- любая дворняга птицей полетит.

-- А какой музейный сторож? Да сядь ты, Саша, не мотайся.

-- Могу и сесть. Сторож -- голубое создание. Я его из подозре-ваемых вычеркиваю.

-- Так... Но раз сумели отключить технику, то консультировал кто-то из тамошних.

-- Не обязательно. Тут такая штука: городок стоит на туристс-кой трассе, и месяц, в который произошла кража, был рекордным по числу посетителей.

-- А при чем статистика?

-- При том, Паша, что сигнализацию проводили и опробовали в рабочие часы музея. Практически на глазах этого самого рекор-дного числа посетителей.

-- Идиоты.

-- Примерно то же самое я сказал прорабу... в более крепких выражениях.

-- И он?

Томин машет рукой.

-- Объяснил, что все люди работают в рабочее время, оно потому и называется рабочее, а в нерабочее время люди не работают. И что обеспечение секретности -- дело той организа-ции, которая приглашает. Разумно?

-- А у директора музея тоже есть разумное объяснение?

-- Он отговаривается, что публика -- дура, и разницы между сигнализацией и простой электропроводкой уловить не способ-на... Засим тележка опустела. Предлагается в неограниченном количестве туман.

Теперь Пал Палыч вышагивает взад-вперед, а Томин наблюда-ет за ним с дивана.

-- Значит, на месте ни единой зацепки?

-- По первому заходу -- голо, Паша. Надо плотно садиться и процеживать всех и вся сквозь мелкое ситечко.