Подписчики

У Орлы зажужжал телефон, и она посмотрела на экран. Гейл.

Мелисса тоже увидела, кто звонит.

— Тебе лучше поговорить с родителями, — посоветовала она. — К врачу ты записана на среду. Почему бы не съездить к ним? Думаю, тебе полегчает.

Орла представила, как сидит за столом в родительском доме, смотрит в окно-фонарик и видит, как миссис Сальгадо пробирается между деревьями у берега.

— Как ты думаешь, она не… — начала она.

Мелисса покачала головой.

— Нет, Орла. Вряд ли она поедет за тобой в Пенсильванию.

* * *

На всякий случай Орла вышла из здания через черный ход. Линус, сын управдома, проводил ее до дверей с уверенностью городского ребенка.

На автовокзале она встала в очередь к выходу девятнадцать и оказалась позади пары, которая рассматривала на световой панели старую рекламу с полосатым сине-серым автобусом «Грейхаунд», гордо припаркованным около газона.

— Какая приятная фотография, — произнес мужчина с легким польским акцентом и без доли иронии.

Орла достала телефон и написала матери сообщение: «Привет, мама. Я еду домой». Она посмотрела, как колеблется серый пузырь, означающий, что мать пишет ответ. Наконец пришло сообщение: «Хорошо. Отец тебя встретит».

* * *

Родители Орлы пили редко, так что объясняться не пришлось. Но, вопреки обыкновению, Гейл вдруг купила на ужин суши. Ради этого она сходила в новый ресторан на главной улице Миффлина.

— Там вообще нет окон, — сообщила она. — А я не доверяю заведениям, из которых невозможно выглянуть наружу.

Однако она все равно купила суши и теперь отложила вилку и уставилась на Орлу, которая возила по тарелке ролл с желтохвостом.

— Я думала, ты любишь суши, — сказала Гейл.

— Мама волнуется, — пробормотал Джерри.

— Не говори ерунды. — Гейл развернула и понюхала «Калифорнию». — Ничего подобного.

— Люблю, — ответила Орла. — Я просто плохо себя чувствую.

Гейл и Джерри переглянулись. Гейл погладила дочь по руке.

— Не расстраивайся, дорогая, — проговорила она и встала из-за стола. Орла догадалась, что она собирается произнести заготовленную речь. — Я никогда не понимала, почему ты связалась с той девушкой, — начала мать, — но, зная тебя, предполагаю, что ты увидела в ней способ осуществить свою мечту. — Она взглянула на Джерри, который подбадривал ее кивками. — Но ты найдешь другой путь, Орла, — продолжила она. — Все пройдет, и ты начнешь заново — здесь, в Нью-Йорке или где захочешь. Ты можешь многого достичь где угодно. — Последнюю фразу она произнесла с особым выражением, тщательно выговаривая слоги, и Орла догадалась, что мать думала об их последнем споре в ресторане. Видимо, она репетировала эту речь с тех самых пор. Вот как все устроено, пришло в голову Орле: родителям иногда приходится извиняться завуалированно, а дети порой не извиняются вообще.

Джерри положил одну ладонь на руку дочери, а другую — на руку жены. Орла смотрела на их руки, на их лица, повернутые к ней, к тому месту, где она сидела всегда. Это на нее они возлагали надежды и в нее вкладывали скромные средства на протяжении двадцати девяти лет. Орла уже и забыла, как приятно быть центром чьего-то внимания, а не второстепенным персонажем.

Мать улыбнулась и предложила:

— Может, лучше съешь курицу по-охотничьи? Я приготовила на всякий случай.

Орла кивнула, хотя от одной мысли об охотничьем соусе ее начало тошнить, и она поняла, что никогда не сможет признаться им в своей беременности. Она все еще их ребенок. Они сидят здесь каждый вечер с тех пор, как она уехала в университет, стараясь не смотреть на пустой стул, и все это время она в основном избегала отвечать на их звонки и по большей части игнорировала сообщения. Она обязана как минимум уберечь их от душевной боли, позволить и дальше надеяться, что из нее что-нибудь выйдет, даже если — она вспомнила, как Мария Хасинто с крошками на губах отвергла ее усилия, — этого никогда не случится.

После ужина Орла поднялась в свою детскую комнату, и там ее вырвало в мусорное ведро с изображением птенца Твити. Вытирая рот, она разогнулась и со слезами на глазах посмотрела на дверь. За последние десять лет Гейл постепенно поменяла обстановку — убрала подростковые вещи, сложила принадлежавшие Орле коллажи и негативы фотографий в обтянутые тканью коробки, сняла постельное белье с детским рисунком. Но дверь не трогала. К ней все еще были приклеены пожелтевшим скотчем школьные фотографии знакомых, с которыми Орла больше не общалась: Иэна, в чьем доме устраивались вечеринки; Джей-Си Крауса, симпатичного защитника из футбольной команды, учившегося на год старше, — однажды он подбросил в воздух стопку своих снимков и стал наблюдать, как девушки дрались за них. А на карточке покрупнее — ее размер говорил о близкой дружбе — была Кэтрин с распущенными ради снимка светлыми волосами, аккуратно разложенными по плечам. Нехарактерная для нее улыбка выглядела нарочитой, но Орла помнила, что в тот год Кэтрин хотелось похвастаться своими зубами. Брекеты, в которых Орла до сих пор представляла подругу, ей сняли тем летом.