Подписчики

Что же рассказала о ней Кэтрин по телевизору в то утро, когда умерла Анна? При виде бывшей подруги, кивающей в камеру, Орла так растерялась, что чуть не упала в обморок. «Так что, она уже в школьные годы была сомнительной личностью?» — влезла в бессвязное выступление потерявшая терпение ведущая. «Точно, — ответила Кэтрин. — Всегда вела себя как невинная овечка, но… — Она заложила пряди волос за уши и, прищурившись, взглянула на ведущую. — Она считала себя лучше остальных, думала, что заслуживает большего. По-своему она была жестокой».

Под фото Кэтрин на двери был снимок Дэнни в голубой футболке с абстрактным рисунком и широкой красной полосой на груди. Орла улыбнулась, вспоминая, как юный Дэнни указывал на эту полосу и говорил: «Да, крутая футболка».

Конечно, легко сходить по кому-то с ума, когда твое главное занятие — поддерживать имидж, а удачной подколки, или футболки с изображением группы, или книги, которая нравится обоим, достаточно, чтобы влюбиться. Теперь она видела, что выстроила свою жизнь на основе ошибочного предположения. Она верила: в ту ночь Дэнни коснулся в машине ее руки, потому что в глубине души считал, будто они предназначены друг для друга. Но на самом деле, в реальности, причина могла быть какой угодно: скука, подростковая сексуальная озабоченность, опьянение, даже простая случайность.

Поняла она также, почему не искала с ним встреч десять лет, хотя и думала, будто страдает по нему: потому что ей нужен был только вот этот Дэнни-старшеклассник. Зачем она следила за ним, хотела знать, как складывалась его жизнь? Назад дороги нет.

Орла перевернула снимок. Она была уверена, что он подписал фотографию, намекнув на какую-нибудь понятную только им двоим шутку. Но кроме водяных знаков, на обороте ничего не обнаружилось.

* * *

Орла вернулась в Нью-Йорк утром перед назначенным визитом к врачу. Когда автобус за спиной у родителей отрыгнул выхлопной газ, Гейл и Джерри крепко обняли ее.

— Запомни, мы всегда готовы тебе помочь, — не уставала повторять Гейл.

Пустой складной стул миссис Сальгадо нес караул у дверей дома Орлы. Девушка ринулась внутрь. Мать Анны, скорее всего, ушла за газировкой в магазин через дорогу. Как-то раз Орла уже видела ее там — женщина оживленно болтала с кассиром и смеялась.

В квартире она обнаружила вернувшуюся с Бали Флосс, которая растянулась на диване в гостиной. Как только Орла вошла, подруга вскочила, рассыпав по полу целый пакет чипсов, и бросилась ей на шею.

— Я так по тебе скучала, — сказала она. Флосс была в похожем на саван платье цвета моха из какой-то холстины. — С ума сойти, да? — спросила она, заметив удивленный взгляд Орлы. — Как будто его шили сорок слепых монахинь.

— Ух ты, — отозвалась Орла. — На Бали, судя по всему, неплохо?

— Я просто ожила. — Флосс покружилась по комнате и снова хлопнулась на диван. — Тебе тоже надо съездить. У тебя будет повод, потому что я почти уже решила туда переехать.

Орла поставила пакет с едой от матери на кухонный стол. Всю дорогу от метро его пришлось нести прижимая к себе, поскольку полиэтиленовые ручки вытянулись и порвались.

— Сняли что-нибудь интересное? — поинтересовалась она.

Флосс пожала плечами.

— Ну, типа того. Я притворялась, будто потеряла на пляже кулон. Мейсон заставил меня заплакать. Но когда это попало в эфир, никто не поверил, потому что выглядело все очень меркантильно, и после этой поездки, говорю тебе, я презираю всяческий вещизм. — Тут Флосс широко распахнула глаза и удивленно раскрыла рот. — Фигасе, что случилось?

Орла вдруг поняла, что плачет, — слезы быстро падали на футболку с логотипом футбольного клуба Миффлина. Она прижала ладони к глазам, а когда отвела их, увидела, что Флосс, замерев на месте, смотрит на нее.

— Я беременна, — объяснила ей Орла. — Черт бы все это подрал.

Флосс без колебаний обняла Орлу за талию и позволила выплакаться в произведение сорока слепых монахинь.

— Что-нибудь придумаем, — пообещала она. — Как всегда.

* * *

Орла представляла, что на приеме у врача ей намажут живот гелем и покажут на экране что-то вроде мерцающего головастика. Но не было ни геля, ни головастика — не было даже врача. Только медсестра с шершавым голосом заставила ее подписать дюжину бланков и, когда Орла закончила, сложила их ровной стопкой. Потом она вручила Орле папку с плохими ксерокопиями страниц, изображающих задумчивых женщин и аистов, попросила назвать дату начала последних месячных и покрутила маленькое картонное колесо; с помощью подобного приспособления школьный психолог определял, кем Орле следует стать, когда она вырастет. («Что-то имеющее отношение к лесничеству, распространению или к другому роду занятий, предполагающему показатели и всякое такое», — сказала тогда психолог. «Всякое какое?» — переспросила Орла.)

Медсестра поднесла колесо к очкам и произнесла:

— Одиннадцать недель. Уже почти три месяца. Родите к Рождеству!

Орла подняла руку, как ученица, и спросила:

— А еще не поздно…

Сестра взглянула на нее, сняла очки и протерла их подолом медицинского халата.