Подписчики

Громовой смех. Хани, облизывая губы, подождала, пока раскаты стихнут.

— Но у меня тоже есть свои причины для недовольства. Мой девайс постоянно сообщал моему врачу: «Ах, Хани снова объелась ньокками! С двойной порцией пармезана!» Мой девайс постоянно докладывал моему бойфренду: «А знаешь, Хани сымитировала оргазм». Послушайте, я занятая женщина. — Хани в притворном возмущении вскинула руки. — Если я хочу притвориться удовлетворенной и вернуться к своим занятиям, это мое дело!

Конфузливые взгляды мужчин. Экзальтированный визг женщин, такой громкий, что Марлоу захотелось прикрыть уши.

— Вот почему я отказалась от девайса, — объявила Хани. — Перестала выставлять свою жизнь напоказ много лет назад.

Марлоу глянула в сторону кухни, на ящик шкафа, куда Дэвид сунул девайс Хани, спрятав его за стопкой белых столовых полотенец. Она допила свой бокал и схватила с подноса проходящего мимо официанта другой.

— Вот почему я выбрала приватность, — добавила Хани. Она подняла кулак и стала выбрасывать его вверх, подчеркивая каждое слово: — Вы. Тоже. Можете.

Аплодисменты — такие бурные, словно люди готовили их весь вечер, всю жизнь.

— Жить только тогда, когда за вами наблюдает бабушка, — разве это похоже на землю свободных? На родину храбрых? — выкрикивала Хани.

— Нет!

— Хотите узнать, что такое настоящая свобода?

— Да!

— Готовы почувствовать приватность?

— Да!

— Хорошо, тогда… — Хани постучала по губе пальцем, словно о чем-то раздумывала. — Посмотрим. Вы сняли свои девайсы. Мы вывели из строя всю технику в этой квартире, вплоть до датчиков безопасности. — Она поднесла руку ко рту, театральным шепотом выдавая секрет: — Мне хотелось бы вырвать чертовы штуки из стен. Но, увы, я всего лишь квартиросъемщик. Иногда меня так и тянет налить на датчики текилы — вы же знаете, что так их можно повредить, правда? По крайней мере, мне так сказали. Хотя текила, которую я держу дома, слишком хороша, чтобы тратить ее на такие шалости. — Она хлопнула в ладоши. — О чем я забыла?

Все вместе без колебаний ответили:

— О шторах!

Марлоу вздрогнула.

Хани кивнула и подняла палец:

— Именно!

На каждом окне стали спускаться бархатные занавески цвета слоновой кости. Марлоу сделала шаг вперед — одна из занавесок, как призрак, задела ее, устремляясь к полу. Марлоу взглянула на свой бокал. Он тоже уже был пуст. Сеть установила для актеров лимит — два бокала, если только опьянение не прописано в сценарии. Когда кто-то пробовал обратиться за третьим — а Жаклин предпринимала такие попытки постоянно, — подсобные рабочие на корточках подкрадывались к актеру в его собственном доме и похищали бокал в тот момент, когда его ставили на стол.

Так что дома Марлоу пришлось бы остановиться.

Но она не дома, подумала Марлоу, поймав взгляд направлявшейся к ней официантки. И останавливаться ей не нужно.

* * *

Следующим утром она проснулась в своей пижаме, так чинно лежа в гостевой кровати, словно задремала над книгой. Но волосы надо лбом взмокли, а желудок так пульсировал, словно туда переместилось сердце. Что же касается сознания, то вспомнить события вчерашнего вечера не удавалось. Все часы между речью Хани и рассветом, который пришел на смену неохотно уступающей ему серости за окном, провалились в яму беспамятства.

Марлоу втянула воздух и попыталась собрать кусочки ночи воедино.

Люди начали узнавать ее даже в маске и желали ей удачно скрыться от погони. Рассказывали свои истории, связанные с «Истерилом».

— Я начал принимать его после того, как не получил первый приз на школьном конкурсе красоты, а это было просто смешно, — поделился один парень. — Все подстроил другой чувак, который меня ненавидел. — Он помолчал и допил свое пиво. — Короче, корону надели на другого парня, а мне родители сделали такую же на заказ.

В какой-то момент она оказалась в толпе на кухне рядом двумя мужиками, приземистыми, густобровыми и словно скроенными по одному лекалу.

— Ты что здесь делаешь? — спросил один другого. — Мама тебя убьет.

— Нет, что ты здесь делаешь, Барри? — огрызнулся другой.

Первый придвинулся ближе и зашипел:

— Я тебе не Барри. Меня зовут Шейн.

В углу лицом к закрытому шторами окну сидела женщина и ужасным голосом пела песню — совсем не ту, что грохотала в это время в квартире.

Кто-то обратился к Марлоу:

— По-моему, ты психическая, но все равно тебе надо это попробовать.

Марлоу взяла то, что ей вручили, — тонкий черный предмет в форме ракеты — и втянула воздух из отверстия в нем. Он имел землистый кислый вкус.

В середине комнаты стояла белая картонная модель гипотетического города любителей приватности, где люди перестанут следить друг за другом, откажутся от девайсов и в буквальном смысле сосредоточатся на себе.

— Похоже на захолустный поселок, — с огорчением сказала двадцатилетняя блондинка, и Марлоу засмеялась, сама не зная почему.

Через несколько минут они с блондинкой, взяв друг друга под руки, пили мохито.

— Однако я думаю, что смогла бы полностью уйти в частную жизнь, — сказала блондинка, когда они опустили стаканы.

Ее высокая подруга взбила волосы и фыркнула: