Читаем Подвиг Андрея Коробицына полностью

Рапортовал он так тихо, чтобы на том берегу никак невозможно было услышать. Он стоял перед начальником смирно — чернобровый парень, с прямым носом, с длинным, но не узким лицом. Щеки у него такие гладкие, словно он и не брился никогда.

Начальник заставы зашагал дальше проверять посты и секреты, то исчезая за деревьями и кустами, то вновь выходя на дозорную тропу. Он уже пять лет, с двадцать второго года, служил на этом участке, и каждый кустик, каждая кочка были знакомы ему.

В эти дни он особенно тщательно проверял участок — у недавно прибывших новичков последнего призыва еще нет достаточного опыта.

Начальник заставы стремился в действиях своих к той точности и четкости, без которых невозможна пограничная работа. Малейшая ошибка в таких делах, как расстановка постов, рассылка обходов, своевременная смена часовых, может повлечь за собой самые скверные последствия — нарушитель воспользуется тотчас же. А участок этот был активный, и всего лишь несколько десятков километров отделяло этот отрезок границы от Ленинграда.

Начальник заставы был из сестрорецких рабочих. Он по себе узнал, что всякого человека можно научить и воспитать. Он говорил некогда:

— Не генерал я — книги читать.

А теперь без книги жить не может.

Коробицын, неразговорчивый, всегда внимательный на занятиях, спрашивающий обо всем, что было непонятно в книге или в газете, нравился ему.


Глава IV

Застава у Хойка-иоки

Коробицын вернулся с поста к трем часам дня. Одежда не вымокла, и в сушилку отдавать было нечего. Коробицын почистился, помылся, фыркая и полоскаясь с большим удовольствием (он мылся всегда шумно и звонко), отошел, отираясь полотенцем, от умывальника, надел гимнастерку, стянул ее туго поясом, обравнял и отправился в столовую.

Повар, человек худощавый и хмурый, с длинными, ниже подбородка спускающимися усами, выдал ему обед. Обед был хорош — борщ, мясо. Хлеб — вкусный, ржаной. Чаю Коробицын выпил два стакана.

Вошел веселый боец, по фамилии Серый, — он тоже вернулся только что с наряда.

— Дым-то у тебя на кухне, — сказал он повару. — Противогаз надень.

Физической подготовки повар остерегался и, раскачиваясь на брусьях, обижался и страдал. По остальным видам подготовки шел хорошо, а химической обороной увлекался почему-то особенно. Он так изучил это дело, что даже иной раз обучал новичков, показывая, например, как надо надевать противогаз.

— Не надо торопиться, надо делать быстро, — объяснял он своим хриплым, но громким голосом. — Каждый боиц надеваит спокойно шлём под бороду, натягиваит — а фуражку не сбрасываит, а заципляит пальцами…

И если новичок все-таки сбрасывал фуражку и совал ее между колен, он показывал сам.

Набрались еще бойцы в столовую. Ели много и с аппетитом.


Ели много и с аппетитом.


Коробицын предвкушал сегодня большое удовольствие. Вчера он изготовил хорошую скворечню из найденной во дворе старой ступицы и готовился прикреплять ее сегодня на самую верхушку самого высокого дерева в саду. И после обеда он приступил к делу.

Дом заставы помещался на горушке, в запущенном небольшом саду, который похож был просто на огороженный забором кусок леса. Дом был двухэтажный, некрашеный. Коробицын выбрал сосну у самой ограды, она ему с первых дней нравилась, — высокоствольная, стройная, с ветвями, забранными высоко от земли, — и полез на нее. Он сильными, умелыми бросками, вытягиваясь на коленях, быстро взобрался до первых нижних ветвей, пошел все выше и выше, и снег таял на его гимнастерке и штанах.


Он быстро взобрался до первых нижних ветвей.


Теперь уж наверное придется посушить одежду. Ему самому хотелось петь, как скворец поет.

С поста он возвращался каждый раз несколько возбужденный. С каждым новым нарядом он убеждался, что спокойствие и уверенность вселяются в него. Уже нет прежних страхов, участок знаком весь, ухо и глаз не обманывают больше. Хорошо бы только, если б Зина тут была с ним, помощницей на границе. При начальнике заставы вся семья здесь, даже сынок. И жена ходит не барыней, а как простая, — сама, наверное, тоже деревенская. И каждому бойцу поможет, за одеждой следит, моет, чистит заставу, кухню проверяет. Такой женой ему будет и Зина, когда он сдаст на командира. И, посвистывая, он прикреплял скворечню к самой верхушке сосны. Взглядывая вниз, он видел ставший совсем маленьким садик, фигурки товарищей в нем и деревянную крышу дома.

«Крышу починить надо», подумал он хозяйственно и решил поставить еще одну лавку у крыльца. И перильца на крыльце тоже наладить надо — шатаются. Он с удовольствием предвидел много дела здесь. Земляк Болгасов поможет — он его слушается. Да и другие бойцы возьмутся. Свободных часов немало.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее