Подвиг доктора Бушуева

Мнение о человеке складывается из цепочки его больших и малых поступков. Перебирая порой безродновскую цепочку, Майя отмечала, что он честолюбив, мстителен, завистлив. И пусть подружки продолжали нахваливать «выгодного жениха» — она относилась к нему с недоверием.

Но всё-таки порой Майя ловила себя на мысли: «Быть может, я слишком придирчива к нему, быть может, требую невозможного — ведь каждый не без греха, каждый по-своему честолюбив…»

Кругом был снег Кругом было пусто и тоскливо По сугробистым берегам речки торчали вершинки голых кустов и даже не верилось, что летом здесь всё цветёт и зеленеет. В городе не работал водопровод, и теперь по утоптанной тропинке плелись от реки женщины, сгибаясь под тяжестью вёдер. В вёдрах плескалась маслянисто-чёрная вода.

Вдалеке над белой рекой чернели огромные арки железнодорожного моста, виднелись крохотные, похожие на оловянных солдатиков, фигурки часовых. Задрав хоботы, смотрели в небо немецкие зенитки. У самого моста, над землянками, по-мирному кудрявились дымки.

«Трудно подбираться к мосту — кругом охрана», — озабоченно думала Майя. Она знала, что этот мост, как бельмо на глазу у партизан и подпольщиков. Они уже не раз пытались подорвать его, но фашисты зорко охраняли мост, окружив его дотами и колючей проволокой.

— Ты хотел мне что-то сказать? — спросила Майя у Безродного.

— Нет, просто так, решил подышать свежим воздухом.

— Ну что ж, в таком случае вернёмся назад.

— Вернёмся, — согласился он. — Вернёмся, Майя, и ждёт меня пустая келья и единственное утешение…

— Опять бутылка самогона.

— Да, опять бутылка самогона, потому что характер у меня такой, не бушуевский; потому что немцы не припасли для меня заморские вина, потому что…

— Зачем ты пьёшь, Матвей? — с укоризной спросила она. — Ты врач и очень хорошо понимаешь…

— Алкоголь вреден, алкоголь разрушает здоровье и ведёт к белой горячке? Ты это хотела сказать? Но ответь мне — для кого и для чего беречь своё здоровье, беречь себя?

— Странно слышать от тебя такое. Да пойми ты, наконец, вернутся наши.

— Вернутся? — Безродный снисходительно улыбнулся. — Ты осталась всё той же наивной фантазеркой. Это потому, что ты не видела настоящего фронта, не видела или не хочешь видеть того, чем и как воюют немцы. Время рыцарской храбрости кануло в вечность, время звона сабель, которое мы видели на экранах в кино, тоже прошло. Сейчас побеждают моторы, а моторы на их стороне…

— Ты забываешь о народе, — горячо возразила Майя.

— Что народ, — пренебрежительно отмахнулся Безродный. — Народ вроде Бушуева — пригрози оружием, и он побежит на поклон к коменданту.

— Здорово же ты надломлен, если говоришь такое.

— Я говорю так потому, что здраво смотрю на вещи.

— Ты слепой, да, да, слепой.

— Хорошо, буду смотреть на вещи твоими «зрячими» глазами, буду мыслить по-твоему. Предположим, вернутся наши.

— И что ты скажешь первому бойцу, которого встретишь на улице?

— Ты спроси, что скажет Бушуев, а мне бояться нечего, я немецких комендантов не спасал, я в немецких легковых машинах не ездил, не позорил звание советского врача.

— Но и ничего не сделал, чтобы защитить это звание.

— Защитить? Чем?

— Ты был военным врачом, а каждый военный знает, чем защищается честь и звание воина. Кстати, в окружение попал не ты один, но другие почему-то не вернулись к своим разрушенным жилищам, а ты вернулся. Мысли твои разгадать нетрудно. Ты вернулся для того, чтобы отсидеться, — с осуждением говорила Майя. Она решила сказать ему всё, что думала о нём. — Ты спрашиваешь, — продолжала она, — чем защитить звание советского врача? Я бы, например, нашла чем, и будь я мужчиной, уже давно разыскала бы партизан и ушла к ним. А о том, что партизаны есть, ты прекрасно знаешь даже из немецких газет. Почему же ты не идёшь защищать своё, как ты говоришь, честное имя?

Безродный угрюмо молчал…

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Бодро шагая к себе в больницу, Фёдор Иванович снова и снова про себя повторял:

«Можно у вас полечиться?»

«На что жалуетесь?»

«Ноют суставы, а температура нормальная».

«Какие лекарства принимали?»

«Два дня пил кальцекс. Не помогло».

Такой условленный разговор должен произойти между ним и тем человеком, которого нынче присылает горком. Фёдор Иванович пробовал представить себе этого героя-партизана, и всякий раз перед глазами вставал могучий, крепкий парень с острым взглядом, с мужественными чертами красивого лица, увешанный оружием.

Весь нынешний день доктор Бушуев чувствовал какую-то душевную приподнятость и был полон ожидания. Время тянулось медленно, очень медленно. Сейчас его даже не очень-то обижало, что многие пациенты, пришедшие на амбулаторный приём, опять старались попасть к доктору Безроднову.

Когда на днях Фёдор Иванович пожаловался Зернову, дескать, ненавидят меня люди, плюнуть в глаза готовы, тот успокаивающе ответил:

— Крепитесь, друг мой. Наш народ ненавидит предателей. Это хорошо, в этом наша сила.

Сейчас он настойчиво убеждал молодую пациентку:

— Вам нужна операция.

Женщина упрямилась.

— Нет уж, господин доктор, потерплю пока, к сестре поеду, там тоже врачи имеются.