Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

Служитель муз и древнего Омера,Судья и друг поэтов молодых!К твоим словам в отважном сердце ихЕсть тайная, особенная вера.Она меня зовет к тебе, поэт!                     Дай искренний совет:Как жить тому, кто любит Аполлона?Завиден мне счастливый жребий твой:С какою ты спокойною душойНа высоте опасной Геликона!Прекрасного поклонник сам и жрец,Пред божеством своим в мольбе смиреннойЗабыл ты свет и суд его пременный,Ты пренебрег минутный в нем венец,Отдав свой труд единому потомству.А я, как раб, страстям моим служу                     И только ощупью брожу:                     Пленясь хвалой, я вероломствуМладенчески, как дружбе, отдаюсь

И милые делю с ним сердца тайны;То, получив в труде успех случайный,С отважностью за славою стремлюсьИ падаю, другой Икар, в пучину;То, изменив бессмертия мечте,Ищу любви в бездушной красотеИ в грации записываю Фрину.Зачем скрывать? В поэзии моейОстанется лишь повесть заблуждений,Постыдная уму игра страстей,А не огонь небесных вдохновений.Бессилен я владеть своей душойИ с музою согласно жить одной:Мне нравится то гул трубы военной,То нежный звук свирели пастухов,                     То цитры глас уединенный,Ласкающий стыдливую любовь,                     И часто грозного Ахилла                     (Когда в живых твоих стихах                     За ним стремлюсь) в моих мечтах

                     Сменяет резвая Людмила.Так поутру на пурпурный восток,Где царь светил является прекрасный,                     Дитя глядит с улыбкой ясной.От золота лучей горит поток,Окрестный лес и дальних гор вершины;                     Пред ним чудесные картины,                     Воскреснувшей природы вид;                     Но он, невольник чувств, бежитЗа мотыльком, над ближними цветамиМелькающим блестящими крылами.И музы мстят неверностию мнеЗа резвые мои в любви измены.Как часто глас невидимой сирены                     Я слышу в тишине!Склоняю слух к пленительному звукуИ в радости накладываю руку.Чтоб голос струн с ее мне пеньем слить, —Коварная… мгновенно умолкает;

Восторга звук на лире умирает,И я готов бездушную разбить.О, сладкое, святое вдохновенье,Огонь души и сердца упоенье!Я чувствовал, я помню этот жар,Как муза мне с улыбкой мысль внушала, —Передо мной теперь одни начала,Погибнувший небесной девы дар.Поверишь ли: я часто в грусти тайнойЗавидую тому, кто, чуждый муз,С беспечностью одной хранит союз,Не зная ввек беседы их случайной.Когда младой художник посетитРазвалины разрушенного града,Он плачет там: он горестного взглядаВ страдании души не отвратитОт славных сих разбросанных обломков,Где в каждой он возвышенной чертеНаходит дань небесной красотеИли урок, священный для потомков,—

                     Так я в унынии сижуНад мыслию, счастливо мне внушеннойИ в пламенном стихе изображенной;Прикованный, я на нее гляжу,Как на кусок разбитого кумира:Отброшена безжизненная лира;Не уловить исчезнувшей мечты,И не видать мне полной красоты!Доступный друг веселью и страданью!                     Я всё принес к тебе на суд,Всё, что сулил мне благотворный труд                     И что вверял я упованью;Я разделил все радости с тобойИ муки все в моей суровой доле:Скажи, еще ль бороться мне с судьбойИль позабыть обманов сладких поле?Быть может, я вступил средь детских летНа поприще поэзии ошибкой,—Как друг, скажи мне с тихою улыбкой:                     «Сними венок, ты не поэт!»<1822>