Поэты и цари

У Елизаветы, дочери Петра, оставались слишком неоспоримые права на престол, особенно после приблудной Марты-Кэт. У Петра же был некогда брат-соправитель, царевич Иван, тихое тщедушное ничтожество. Он умер совсем молодым, но успел обзавестись детьми. Его дочь Анна Иоанновна жила в Митаве, куда ее выдали за бедного, заштатного курляндского герцога. Она успела овдоветь и была бедна, одинока и очень скучала в своей глухой провинции. Наши умные верховники решили, что такая много не потребует. Ей решено было предложить 100 тысяч рублей содержания в год. И «кондиции», то есть наш вариант Великой хартии вольностей. Войны и мира не объявлять и не заключать; никаких важных дел без Совета не решать; налогов новых не взимать; опалы не налагать, суда не чинить; даже назначений выше полковника не делать. Это была бы конституционная монархия на уровне XIX века… А откуда взялась бы Конституция? А ее готовил самый главный верховник, князь Дмитрий Михайлович Голицын: видно, Голицыным на роду было написано реформаторами быть. В юности он учился в Италии, имел лучшую библиотеку в России и был твердым западником без обезьянничанья; новгородская и тверская старина была ему дорога, и он понимал, что просвещение не в париках и кафтанах, не в пьянстве и блуде, а в умах и в общественных институтах. Он был знатнее Романовых, богат и независим, но служил киевским губернатором, и служил хорошо и честно – в отличие от голых петровских разночинцев. Петр чтил его, но не приближал и не возвышал. С таким соратником и критиком «формальных» реформ было бы неудобно. Вообще неудобно, когда нельзя дать по зубам, а иначе Петр обращаться с подданными не умел.

И вот Дмитрий Голицын приготовил роскошный проект. Впервые Россия вынашивала (даром что случился выкидыш) ту форму институциональной квалифицированной демократии, которую Британия имела с 1265 года с момента открытия в парламенте палаты общин. 1265 год и 1730-й… В среднем наше отставание составило 465 лет, теперь можно подсчитать точно. А князь Голицын предложил очень красивый проект: внизу «шляхетская камора», то есть такой польский дворянский сейм, плюс палата купеческих и городских представителей (палата общин). Выше палат – Сенат (палата лордов) и Совет, еще выше (Президиум палаты лордов). И Анна согласилась на «кондиции», мечтая о блеске и роскоши русского двора. А 100 тысяч были для нее целым состоянием. Но здесь Иуда Ягужинский слетал к герцогине, донес на верховников, что решали-де «без народа» и надо это дело поломать. А наши атаманы-молодцы из Преображенского и Семеновского полков, в том числе и будущий диссидент Артемий Волынский, взяли курс не на конституцию, а на севрюжину с хреном, решив, что верховники их обидели и что лучше в ножки к государыне кинуться, чем терпеть над собой республиканские структуры магнатов. Это была первая в истории России борьба с олигархами. Олигархи (те же бароны, добывшие Англии Charta Magna) были первым пунктом будущего республиканского пути; самодержавие тянуло назад, в феодализм, в вотчины, в «китайский синдром». А семеновские атаманы-молодцы рассудили по-глуповски: вот она, наша матушка! Теперь нам вина будет вволю! И когда Анна приехала и разыграла сцену удивления («Как? Мой народ не знал? Вы узурпировали его волю?») и разорвала кондиции, из окон полезли преображенцы со штыками и саблями, и верховники сникли и замолчали. Все, кроме Голицына, который сказал пророческие слова прямо в пьяные «народные» хари, что, мол, пир был накрыт, но гости оказались недостойны. «И те, кто заставляет меня плакать, будут плакать долее меня». О, сколько раз потом придется это повторять народу, электорату, большинству! В 1825 году, в 1905-м, в 1918-м, в 1993-м, в 2000-м, в 2005-м! Ключевский напишет потом, что в терроре Анны Иоанновны повинны немцы: Миних, Остерман, Бирон. Утешительно, но неверно: свое, родное, заплесневелое самодержавие, свой византийский синдром, своя ордынская злоба, свой сапог, наступающий на лицо человечества. Свой очередной звездный час автократии: реакция на мечты о свободе.

Дмитрию Голицыну отрубят голову в Шлиссельбурге, и пришьют обратно, и замотают шарфом, и похоронят. И объявят, что скончался своей смертью, как когда-то митрополит Филипп Колычев. Другим будет хуже. Долгоруких замучают, Ванечку, друга юного Петра II, четвертуют. Не уцелеет никто. Даже наш Бухарин-Волынский, служивший Анне верой и правдой, поздно спохватится и умрет на эшафоте с отрезанным предварительно языком. В ссылку пойдут тысячи, многих и не сыщут. Дыба, кнут, огонь, казни египетские. А по полям гуляет воронье, а по полям грохочет диктатура.

Аннушка удалась в Иоанна Грозного. Родство душ-с! Не будет ни Конституции, ни осетрины, ни севрюжины. Атаманы-молодцы просчитались. Холопство обеспечивает только хрен. Или редьку, которая не слаще.

ПЕРЕСТРОЙКА И ГЛАСНОСТЬ В ПОТЕМКИНСКОЙ ДЕРЕВНЕ