Поэты «Искры». Том 2

Но драма впереди еще его ждала,Чего не мог тогда предвидеть я. БылаБольшая разница меж им и всеми нами,Которых он нашел покрытых сединами.Мы шаг за шагом шли все эти двадцать лет,Оставив за собой утрат печальный след;Судьба не сразу нас, но исподволь ломала,Нас жизнь по мелочам со многим примиряла,И мы не делали в ней бешеных скачков,А он слетел в наш мир как будто с облаков,С мечтами прежними, с студенческим экстазом,Все эти двадцать лет перешагнувши разом,Начавши с лозунга: «Курган Малахов сдан!»И кончив новостью: «Взят Карс и Ардаган».Тогда его пришлось знакомить год за годомС неведомым ему огромным периодом,Сжав повесть длинную, состарившую нас,В один эпический и бытовой рассказ.Друг слушал, голову склонив и хмуря брови,

Всё делался бледней — в лице ни капли крови —И наконец сказал: «Но было в наши дниНемало крупных сил, талантов… Где ж они?Да, где они, скажи? Не все же изменилиПрошедшему, не все еще лежат в могиле?Я веру сохранил в людей, мне дорогих,И, прежде чем спрошу тебя я о других,Дай Добролюбова и Писарева адрес».— «Они отправились…» — «Куда, зачем?» — «Ad patres[65].Оплакали мы их, но в мире нет потерьНезабываемых, и их у нас теперьС успехом заменить успел Евгений Марков,Переснявший всех, как посреди огарковДруммондов яркий свет». — «Бессмертье заслужив,Великий комик наш Мартынов, верно, жив?»— «Жив… в памяти своих поклонников, дружище.А сам давно лежит на городском кладбищеС Максимовым рядком, с Сосницким… Многих нет,Которых он увел с собою в лучший светИ никого взамен себя нам не оставил…

Но, впрочем, нет, у нас еще есть Вейнберг Павел,При общем хохоте всех русских городовСпособный мастерски изобразить жидов».— «Некрасов как живет, что пишет? В полной силе,Надеюсь я, талант его богатый, или…Боюсь спросить о том…» — «Он умер тоже, брат,И уж о нем у нас почти не говорят.Забыт и Курочкин покойный вместе с Меем.Мы духу времени противиться не смеемИ в век промышленный биржевиков, дельцовСовсем уже не чтим лирических певцов,Давно их заменив продуктами грошовыхСтихотерзателей каких-то Барышевых,Мартьяновых… имен не помню даже всех,Чего, конечно, мне ты не поставишь в грех».— «Да, почва невская, я вижу, нездорова…Хоть Даргомыжского найду ли я, Серова?»— «Увы, их тоже нет, но вздох свой затаи:Маэстро Лазарев есть с Цезарем Кюи,

Который так у нас не терпит итальянцев,Что со столбцов газет привык, как из-за шанцев,Их грозно сокрушать как музыкальный страж».— «Так кем же полон мир интеллигентный ваш?Порадуй чем-нибудь меня хорошим, новым,Дай „Современник“ мне последний с „Русским словом“».— «Тебе их дать, мой друг, никак я не могу.Вот „Берег“ почитай… Нет, нет, поберегуТебя на первый раз… Два толстые журнала,Где прежде мы с тобой работали немало,Уж стали редкостью, и их библиоманХранит в своем шкафу и переплел в сафьян.Вот „Русский вестник“ ты везде найдешь покудаИ купишь дешево на рынке на вес, с пуда;Но сам Катков сказать мог смело бы весьма:„Теперь я, брат, не тот!“ как в „Горе от ума“,И лишь с Цитовичем — судьба такая вышла —Он вправе нынче стать под пару прямо в дышло».— «А Помяловский где, Левитов и Слепцов?»— «Всё там же, где и все, — у дедов и отцов.

Зато за шестерых, день каждый, без отдышки,Стал Лейкин печь то очерки, то книжкиИ так пришелся всласть, что уже с давних пор,Поджав животики, ржет целый Щукин дворОт разных сцен его и очерков…» — «Довольно!Пощады я прошу, тебя мне слушать больно…»И быстро он ушел… Теперь он очень плох.Смутил его контраст различных двух эпох,Поставленных пред ним так беспощадно рядом,И старый юноша, идеалист по взглядам,Не ужился в среде, совсем чужой ему,Дичиться начал всех, не ходит ни к комуИ часто, позабыв об отдыхе и пище,Проводит целый день на Волковом кладбище,Читая надписи крестов, могильных плитИ, потрясенный вновь, как доктор говорит,От ломки нравственной поправится едва лиИ перейдет опять к безумью от печали.1880