Воскресенье.Я боюсь суетливой толпы моих ближних с гранитнымилицами.Из башни стеклянной, населенной мигренями, нетерпеливымипредками,Я созерцаю холмы и кровли в тумане,В покое, — и хмурые голые трубы.У подножья домов и холмов мертвые спят, снят мечты мои,ставшие прахом,Спят мечты мои — кровь, что пролита даром и вдоль улиц течети сливается с кровью из лавок мясных.И теперь из башни стеклянной моей, как из пригорода,Я созерцаю мечты, развеянные вдоль улиц, павшиеу подножья холмов,Как предводители племени моего на берегах Гамбии[331],или Салума,Или Сены — павшие ныне у подножья холмов.Не мешайте мне думать о мертвых моих!Вчера был День всех святых, торжествснный праздник Солнца,И никто ни на едином кладбищеНе вспомнил о мертвых — о них, отрицавших Смерть.Мертвые! Вы, посмевшие спорить со СмертьюПовсюду — от Сины[332] до Сены, и в моей упрямой крови,наполняющей хрупкие вены, —Защитите мечты мои, как вы некогда защищали ваших сынов,тонконогих кочевников.О мои мертвые! Оградите от гибели кровли Парижа в воскресномтумане,Кровли, охраняющие мертвых моих.И пусть я спущусь со своей тревожно-спокойной башни на улицуК братьям моим с голубыми глазами,С жестким пожатьем руки.